МЕДИЦИНА ПЕРИОДА УТВЕРЖДЕНИЯ И РАЗВИТИЯ КАПИТАЛИЗМА В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ

Главная » История медицины » МЕДИЦИНА ПЕРИОДА УТВЕРЖДЕНИЯ И РАЗВИТИЯ КАПИТАЛИЗМА В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ
 

Французский материализм XVIII века и его роль в распространении материалистического понимания болезни.

В XVIII веке Франция стала центром развития и распространения материализма и атеизма. В эпоху развития капиталистических отношений в передовых странах Европы и развертывания первых буржуазных революций в связи с техническим прогрессом и развитием естествознания типичной формой прогрессивной философии явился материализм механистического и метафизического ха­рактера. Этот материализм боролся с идеализмом и средневековой схола­стикой. Мыслители, отражавшие интересы и настроения революционной тогда французской буржуазии, подрывали политическую и идеологиче­скую надстройку феодального общества. Материалистическая философия XVIII века послужила теоретической основой идейного движения, явив­шегося прологом французской буржуазной революции, победившей в кон­це XVIII века. Французские материалисты развивали учение о том, что природа материальна, вечна, неповторима и неуничтожима, бесконечна и подчиняется своим объективным законам.

Материализм XVII—XVIII веков был связан с развитием механико-математических наук. Энгельс говорил, что с каждым составляющим эпоху в области естественных наук открытием материализм неизбежно должен изменять свою форму. Французский материализм обобщил ус­пехи естествознания XVII и XVIII веков и накануне французской бур­жуазной революции 1789 г. явился теоретическим оружием борьбы рево­люционной буржуазии против феодальной идеологии, носил боевой и про­грессивный характер. Французские материалисты выступали борцами за научный прогресс, против религии, против идеалистической метафизики.

К. Маркс отмечал, что в разработке основных положений француз­ского материализма XVII—XVIII веков существенную роль сыграли врачи-материалисты Леруа, Ламетри и Кабанис, потому что их тесная связь с естествознанием и знакомство с медициной облегчали им мате­риалистическое понимание природы и приводили их к материализму в философии. В «Святом семействе» К. Маркс писал: «Механистический французский материализм примкнул к физике Декарта в противополож­ность его метафизике. Его ученики были по профессии антиметафизики, а именно физики. Врач Леруа кладет начало этой школе, в лице врача Кабаниса она достигает своего кульминационного пункта, врач Ламетри является ее центром. Декарт был еще жив, когда Леруа перенес декар­товскую конструкцию животного на человека (нечто подобное в XVIII ве­ке сделал Ламетри) и объявил душу модусом тела, а идеи — механисти­ческими движениями. Леруа думал даже, что Декарт скрыл свое истин­ное мнение. Декарт протестовал. В конце XVIII века Кабанис завершил картезианский .материализм в своей книге «Соотношение физического и нравственного  в   человеке» '.

Леруа (1598—1679) был ближайшим учеником Декарта. Леруа бы­стро понял прогрессивность открытия Гарвея. Выдержав в 1640 г. же­стокую борьбу в защиту учения о кровообращении, он защищал материа­листическое ядро этого учения против догм и схоластического представ­ления о жизни. Леруа в Нидерландах издал книгу «Основания физики». В ней Леруа порвал с дуализмом Декарта и встал на материалистические позиции, не признавая принципиального отличия души от тела человека.

Ж. О. Ламетри (1709—1751) был одним из зачинателей француз­ского материализма. После опубликования в 1745 г. первой философской работы «Естественная история души» Ламетри подвергался преследова­ниям католического духовенства и феодальных властей во Франции и эми­грировал в Нидерланды, где издал свое главное философское произведе­ние «Человек—машина» (1747). В этой книге Ламетри провозгласил программу изучения жизненных процессов путем опытов и эвал к пере­стройке физиологической науки на материалистических основах. Гонимый за свои убеждения и в Голландии, Ламетри эмигрировал в Германию. Он активно боролся за материализм в медицине и резко критиковал идеалистические системы XVIII века.

Науки о живой природе в XVIII веке были ареной ожесточенной борьбы между 'материализмом и идеализмом. В прямой связи с религиоз­ными взглядами на божественный акт творения органического мира стояла широко распространенная среди ученых XVIII века теория префор­мизма, согласно которой все признаки живых существ недообразованы в половых клетках их родителей. В ответ на попытки передовых мате­риалистов истолковать жизненные процессы на основе природных зако­номерностей, реакционные ученые выдвинули виталистическое учение о сверхъестественном, нематериальном «жизненном принципе», о таинст­венной «жизненной силе». Виталисты отрицали даже возможность изуче­ния некоторых сторон жизнедеятельности организма, например силы мышц, скорости движения крови и т. п. Идеалистическая философия Лейб­ница и Канта на Западе оказала влияние на развитие науки, в особен­ности медицины.

В XVIII веке были созданы идеалистические системы ван Гельмонта, Шталя, позднее Броуна. Эти системы задержали развитие медицины в За­падной Европе, сохранили сзое влияние в особенности на ход разви­тия клинической медицины XIX века. Особой популярностью пользовался немецкий врач Шталь (1660—1734), долго преподававший медицину в Иене и Галле, ярый противник материализма в медицине, утверждав­ший, что жизненные явления, здоровье и болезни человека нельзя объяс­нять на основании законов механики, физики и химии. Разделяя идеали­стическую философию Лейбница, Шталь утверждал, что основой жизни является душа, которой как высшему началу подчинены все жизненные процессы. Анатомию Шталь считал ненужным и даже вредным предме­том. Болезненный процесс представляет, по Шталю, ряд движений, со­вершаемых душой для удаления из тела проникших в него и приносящих ему вред веществ. Болезнь оказывается полезной. Лихорадка полезна, так как помогает душе изгнать вредную вла­гу из организма. В терапии Шталь ре­комендовал выжидательный метод. Лекарства должны оказать помощь дви­жениям, совершаемым душой. Роль вра­ча, по Шталю, совпадает с ролью свя­щенника: его главное назначение — поддерживать душевную «добродетель», понимаемую в чисто религиозном духе. Материалист Ламетри высмеивал Шта­ля: «Говорить, будто „душа" является единственной причиной всех наших дви­жений, пристало скорее фанатику, чем; философу... Шталь наделяет душу аб­солютной властью, у него она создает все, вплоть до геморроя».

Отечественный врач А. М. Шум-лянский в своем сочинении «Мнение одного истинолюбца о поправлении наи­полезнейшей для людей науки» (1787) также отвергал широко распространен­ные в XVIII веке медицинские системы как «не имеющие естественного поряд­ка, будучи основаны не на познании тела человеческого, но на воображении сочинителей» и писал: «Не познав самого не будут знать действие в изменении физиологии, а и того менее в состоянии будут понять оных повреждения или причины оного в пато­логии».

П. Ж. Кабанис (1757—1808) был видным деятелем француз­ской буржуазной революции, участником в реформах больничного дела и медицинского образования во Франции. После революции 1789 г. Ка­банис в больничной комиссии Конвента предложил ряд мер по улучшению больничного дела и медицинского образования во Франции. Вместе с Фуркруа Кабанис был активным участником изменения медицинского образования во Франции. В 1793—1794 гг. революционные органы за­крыли остававшиеся схоластическими медицинские факультеты француз­ских университетов и вскоре взамен их создали медицинские школы при крупных больницах, чтобы, проводя обучение студентов у постели боль­ного, подготовить врачей, умеющих лечить, а не только блистать на сло­весных диспутах. Кабанис так определял задачи новых школ: «Учащиеся будут изучать анатомию на вскрытиях, химию, производя опыты, фар­мацию, приготовляя лекарства, практическую медицину, наблюдая лично и осуществляя уход за больными».

Кабанис хорошо понимал и задачи, стоявшие перед медицинской наукой на рубеже XVIII и XIX веков. В 90-х годах XVIII века Кабанис писал: «Все в нынешнем состоянии медицины предвещает ее приближение к большой революции. Быстрые улучшения, имевшие место... во многих отраслях естественных наук, предуказывают нам, что должно произойти и что произойдет с медициной». Несколько позднее, в 1804 г., в произве­дении «Революция и реформа медицины» Кабанис писал: «Медицина, охватывая, с одной стороны, науки естественные — физику и химию, с другой, науки общественные — этику и историю, должна будет объеди­нить все отрасли человеческих знаний, образуя закономерную систему познания законов природы, служащую к усовершенствованию человече­ского рода». Последнее. Кабанис считал задачей врача — философа и за­конодателя.

Позднее эти мысли Кабаниса послужили основой для высказываний социалистов-утопистов о враче как естественном законодателе и устроите­ле социального строя.

В своем указанном К. Марксом главном философском труде «Отно­шение между физической и нравственной природой человека» (1802) Ка­банис утверждал физиологическое происхождение психической жизни че­ловека. Вместе с тем он доказывал и обратное влияние психики на физио­логические функции. Кабанис материалистически трактовал понятие души как способности мозга преобразовать ощущения и чувства в идеи. Решая материалистически основной вопрос философии, Кабанис утверждал пер­вичность «физической природы» человека и вторичность его «моральной природы», т. е. сознания.

Главное внимание Кабанис обратил на изучение процесса человеческо­го мышления, выводя его исключительно из физиологической природы че­ловека. Головной мозг Кабанис рассматривал как специальный орган, предназначенный для производства мысли.

Во взглядах Кабаниса наряду с рациональным требованием физио­логического обоснования процессов мышления выступает вульгаризатор­ская тенденция, требующая сведения процесса познания к чисто физио­логическим процессам. Кабанис недоучитывал специфические особенности живой природы. В связи с этим он выступал против материалистического положения о том, что ощущения являются единственным источником тео­ретического мышления. Наряду с чувствительным познанием внешних предметов Кабанис признавал и внутреннюю чувствительность. Разреше­ние вопроса об отношении сознания к бытию Кабанис сводил к одной физиологии. Кабанис вульгаризировал идеи французского материализма XVIII века, отбросив их воинствующий дух. В философии Кабаниса вы­ветрились боевые атеистические взгляды материалистов XVIII века, по­явились агностические сомнения в возможности познания истины. Не пре­одолев ограниченности механистического материализма своей эпохи, Ка­банис в конце жизни перешел на позиции пантеизма. В своих высказы­ваниях Кабанис отражал механистический характер современного ему ма­териализма и вследствие этого давал неверные аналогии. Его сравнение, что мозг выделяет мысль подобно тому, как печень — желчь, было в сере­дине и второй половине XIX века использовано вульгарными материа­листами (Молешотт, Бюхиер, Фогт и др.) для обоснования тождества психического и физического.

Возникновение патологической анатомии.

Как было указано ранее, еще в XVII веке английский материалист Френсис Бэкон призывал сопо­ставлять прижизненно наблюдаемые у больных явления с теми изменени­ями во внутренних органах, которые можно обнаружить после смерти в трупах людей.

В XVIII веке подлинное начало патологической анатомии положил своими трудами итальянский врач Джованни Баттиста Морганьи (1682—1771). Занимая с 1711 г. кафедру анатомии в Падуе, Морганьи провел многолетние наблюдения и сопоставления. После этого он присту­пил к написанию своего сочинения под названием «De sedibus et causis morborum per anatomen indagatis», которое опубликовал в 1761 т. Обшир­ная книга Морганьи представляет итог наблюдений, проведенных им самим, его учителем Вальсальвой, а также многих работ других исследо­вателей. Морганьи проверял каждое отдельное наблюдение. Труд Мор­ганьи—-не учебник анатомической .пытомии, а клиническая работа, осно­ванная ша материале 700 вскрытий, значительная часть которых проведе­на самим Морганьи. Материал в сочинении расположен по топографиче­скому признаку: болезни головы, груди, живота, хирургические болезни и общие заболевания «ab capite ad calcem».

Морганьи стремился установить связь морфологических изменений с клиническим проявлением болезни. Поиски материального субстрата болезненного процесса, учение о локализации болезни было необходи­мым, важным шагом для перехода от достижений нормальной анатомии к патологической, к более глубокому пониманию клиники болезней. Морганьи подробно описал изменения органов под влиянием болезни. Болезни он рассматривал как местные повреждения и считал, что каждой болезни соответствуют определенные материальные изменения в том или ином ор­гане. Каждая болезнь имеет свое местоположение в определенной части тела. Вскрытие трупа позволяет, по мнению Морганьи, точно установить болезненные изменения органов.

Успех труда Морганьи 'был обусловлен его особенностями и достоин­ствами. Автор накопил огромный по тем временам собственный достовер­ный патологоанатомический материал. Он правильно понимал задачи патологической анатомии не как науки, собирающей курьезные, редкие случаи болезней и оторванной от клиники, а науки, являющейся частью клинической медицины, помогающей распознаванию, лечению и выявле­нию сущности болезненного процесса. Сам Морганьи обладал большими знаниями по нормальной анатомии, патологической анатомии и клинике. Книга Морганьи обнаруживает многие черты ее автора: трудолюбие и добросовестность в изложении фактов, способность к критическому раз­бору работ предшественников ЧЯ высокую талантливость, ясность изложе­ния. Появление патологической анатомии как науки о материальном субстрате болезни разрушило ряд гипотетических представлений. Под по­нятие «болезни» была подведена материальная основа.

Утверждение в XIX веке диалектического взгляда на природу. Вели­кие естественнонаучные открытия конца XVIII и начала XIX века. Французский материализм не выходил за рамки метафизического и не дошел до понимания идеи развития. Все изменения в природе французские материалисты рассматривали как чисто количественный рост. Механисти­ческий, метафизический характер французского материализма XVIII века был прежде всего следствием того, что естествознание XVIII века носило такой же механистический, метафизический характер. Историческая огра­ниченность французского материализма отражала состояние естествозна­ния XVIII века. Энгельс писал: «Но что особенно характеризует рассмат­риваемый период, так это—выработка своеобразного общего мировоззре­ния, центром которого является представление об абсолютной неизменяемости природы. Согласно этому взгляду, природа, каким бы путем она сама ни возникала, раз она уже имеется налицо, оста­валась всегда неизменной, пока ока существует» .

Для естествознания XVIII века было характерно стремление свести изучаемые явления к механическим законам. Но в тех разделах естество­знания, где такое сведение было явно невозможным, сказывалось мета­физическое стремление расчленить природу на ничем не связанные области, абсолютировать отдельные стороны вещей и процессов природы. Естествоиспытатели и философы XVIII века рассматривали природу неиз­менной и видели в ней резкие, непереходимые грани, например между органической и неорганической природой, растениями и животными, чело­веком и животными. Они видели в природе случайное скопление предме­тов и явлений, независимых и отделенных друг от друга.

X арактерными чертами 'Господствовавшего в науке XVIII века направления были:

1) эмпиризм, недооценка роли теоретического мышле­ния, отрицание широких, подлинно научных гипотез и ограничение констатацией непосредственно установленных фактов;

2) отрицание раз­вития, изменчивости вещей, единства, всеобщей связи и взаимной обуслов­ленности явлений природы;

3) телеология, допускавшая религиозные взгляды о божественном происхождении и целесообразном устройстзе мира.

Метафизический взгляд на природу имел в свое время исторический смысл и оправдание. Именно этот метод познания, основанный на ана­литическом расчленении явлений природы, давал возможность выделять вещи, явления из их всеобщей естественной связи, вечно двигающейся материи, вечно развивающейся природы и рассматривать их как готовые, неизменные, законченные. Когда же подобное изучение предметов природы и их взаимоотношений получило достаточное развитие и помогло накопить необходимое количество сведений об отдельных предметах природы, тогда стал возможен переход к более высокой ступени познания природы—к из­учению процессов изменения, развития, совершающихся в природе. Метафизический метод изжил себя и стал тормозом для дальнейшего развития науки.

В середине XVIII века начался процесс расшатывания метафизическо­го мировоззрения. Тогда в естествознании определялись два направле­ния: одно из них, господствовавшее тогда в науке, содержало в себе грубо метафизический взгляд на природу, как абсолютно неизменную; его придерживалось большинство естествоиспытателей того времени; другое, толь­ко еще зародившееся и более прогрессивное направление, представленное М. В. Ломоносовым, Л. Эйлером, И. Кантом, П. Лапласом, К. Вольфом и другими передовыми учеными XVIII века, начинало проводить в есте­ствознании идею развития. Однако эти новые веяния еще не опирались на достаточное число проверенных опытом данных.

Прогрессировавшее естествознание в конце XVIII — начала XIX века подготовило почву для развития диалектического взгляда на природу.

В конце XVIII и в начале XIX века представление естествоиспы­тателей о постоянстве и неизменности явлений в природе стало все чаще вступать в противоречие с фактическим материалом, накопившимся во всех областях естествознания и подводившим к идее развития. Русские ученые во многих вопросах как в XVIII веке, так и на протяжении всего XIX века своими исследованиями и открытиями способствовали этому переходу к диалектическому взгляду на природу.

Значение естественнонаучных открытий М. В. Ломоносова, Канта, Лапласа, Вольфа и других ученых XVIII века состояло в том, что они пробили первые бреши в окаменелом, метафизическом взгляде на природу. М. В. Ломоносов одним из первых выдвинул идею развития, подкреплен­ную данными естествознания, доказывал, что в мире господствует измен­чивость: «Видимые телесные на земле вещи и весь мир не в таком состоя­нии были с начала от создания, как ныне находим, но великие происходи­ли в них перемены» Многие из решающих естественнонаучных открытий конца XVIII и начала XIX века, подготовивших почву для возник­новения диалектического взгляда на природу, были предвосхищены М. В. Ломоносовым. Идею развития М. В. Ломоносов положил в основу ряда специальных работ: геологических, минералогических и астроно­мических.

В 1755 г. немецкий философ Кант в своем сочинении «Всеобщая естественная история и теория неба» впервые высказал гипотезу, что вещество всех планет в прошлом составляло единую материальную массу в состоянии крайней разреженности (первичную туманность). Гипотезу Канта подтвердил французский астроном и математик Лаплас. Гипотеза Канта — Лапласа объясняла возникновение солнечной системы притяже­ния и отталкивания, заложенными в самой материи, и тем самым давала материалистическое объяснение происхождению вселенной. В противовес идее абсолютной неизменности природы идея развития была обоснована на естественнонаучном материале.

Огромную историческую роль в развитии философского материализма и материалистической науки в XVIII веке сыграли М. В. Ломоносов и А. Н. Радищев. Закон сохранения вещества, открытый М. В. Ломоносо­вым, идея сохранения и превращения энергии и другие открытия в обла­сти физики, химии и других наук имели строго материалистическое направ­ление, подрывали основы метафизики.

Энгельсу были неизвестны работы М. В. Ломоносова, который опуб­ликовал их, начиная с 40-х годов XVIII века. В них он разрушал мета­физический взгляд на материю и движение. Первая из этих работ («Эле­менты математической химии») была написана М. В. Ломоносовым в 1741 г., т. е. за 14 лет до опубликования Кантом космогонической гипоте­зы. Труды М. В. Ломоносова наносили серьезный удар метафизическому взгляду на природу, раскрывали всеобщую связь явлений природы.

В геологии накопились многочисленные наблюдения о земной коре. В 1757 г. в своем сочинении «О слоях земли» М. В. Ломоносов писал об изменениях, происходивших в земной коре, и таким образом впервые в истории науки приложил учение о развитии к области геологии. Англий­ский геолог Ляйель (1797—1895) в своем сочинении «Основные начала геологии» в 1830 г. разработал далее теорию о медленном развитии земли. Ляйель подтвердил -взгляды Ломоносова и представил развитие земли в виде исторического процесса. Ом отбросил теорию Кювье о катастрофах, вызванных неведомыми силами, научно объяснил причины изменений в строении земной коры, доказал, что структура ее есть результат действия естественных причин, вскрыл связь между древними и современными пе­риодами в развитии земли и показал, что земная кора имеет историю во времени.

Открытия, сделанные в XVIII веке М. В. Ломоносовым, Кантом и Лапласом (космогоническая гипотеза), Бернулли (зарождение молекулярно-кинетических представлений), Вольфом, Каверзневым и Бюффоном (идеи изменчивости в биологии) и другими естествоиспытателями, проби­ли первую брешь в старом метафизическом взгляде на природу и подго­товили почву для возникновения в Дальнейшем диалектического взгляда на мир.

Развитие естествознания в первой половине XIX века, новые откры­тия в химии, физике и биологии продолжали подрывать метафизическое воззрение на природу, окончательно разрушили его и подтвердили идею развития.

В начале XIX века господствовало убеждение, что в организмах расте­ний и животных таинственная «жизненная сила» создает сахар, крахмал, белки и другие сложные соединения, что эта неуловимая созидательная сила существует в животном и растительном мире, но отсутствует в мире минералов. Ученые считали, что органические вещества не могут быть получены или синтезированы в лаборатории, что только ткани живых организмов могут создать продукты, извлекаемые из них, и никакими искусственными способами нельзя воссоздать те вещества, которые выра­батываются в растениях. Некоторые ученые сомневались даже в том, подчиняются ли органические соединения химическим закономерностям.

Молодой немецкий врач и химик Велер (1800—1882) в 1828 г. впер­вые произвел синтез органического соединения вне живого организма и в колбе получил из неорганических составных частей кристаллы мочевины. Таким образом, он доказал возможность получения в лаборатории соеди­нении, которые считались специфическим продуктом деятельности живых существ. Открытие Велера вскрыло несостоятельность витализма, предста­вители которого рассматривали живую материю как абсолютно отличную от веществ неорганического мира. После того как удалось лабораторным путем синтезировать углеводы и другие органические соединения, изуче­ние процессов обмена веществ в живом организме стало на научную почву. Немецкий химик Либих положил начало химии пищевых продуктов. Работы Либиха и его учеников сыграли в середине XIX века большую роль в развитии земледелия и легли в основу ряда научных представлений об обмене веществ в животном! организме, разработанных гигиенической наукой во второй половине XIX века. Развитие органической химии спо­собствовало исследованию нормальных и патологических химических про­цессов в живом организме и повело ib дальнейшем к выделению биологиче­ской (ранее носившей название физиологической) химии в самостоятель­ный раздел  биологии.

Характеристику состояния и развития естествознания в первой поло­вине и середине XIX века неоднократно давал Энгельс. Он перечислил открытия в области естественных наук, которые, по его мнению, имели решающее значение. «Познание взаимной связи процессов, совершающихся в природе, двинулось гигантскими шагами вперед... Во-первых, благодаря открытию клетки... Во-вторых, благодаря открытию превращения энергии... Наконец, в-третьих, благодаря впервые представленному Дарвином связ­ному доказательству того, что все окружающие нас теперь организмы... возникли в результате длительного процесса развития» 1. «Благодаря этим трем великим открытиям основные процессы природы объяснены, сведены к естественным причинам... Таким образом, материалистическое воззрение на природу покоится теперь на еще более крупном фундамен­те, чем в прошлом столетии» 2. Эти открытия способствовали развитию диалектического взгляда на природу. В природе была раскрыта всеобщая связь явлений, и в естествознание прочно вошла идея развития. Диалектико-материалистическое мировоззрение к концу 60-х годов XIX века полу­чило в этих открытиях прочный научный фундамент.

Открытие клеточного строения организмов. В XVII и XVIII веках ученые описывали клетку растений, как пузырек с жидкостью, между содержимым и оболочкой которого не существует никакой внутренней связи. Клетку растений считали одной из структурных единиц организма наряду с сосудами, волокнами и другими образованиями. Проблема про­исхождения и развития клеточных структур в организме была совершенно чужда метафизической науке XVIII века. В первой половине XIX века ученые исследовали микроскопическое строение живых организмов. Это способствовало огромному накоплению фактических сведений в этой обла­сти и созданию учения о клетке.

Крупное место принадлежит замечательному чешскому ученому Яну Пуркииье (1787—1869), основоположнику современной гистологии. Будучи физиологом, создателем экспериментальной физиологии в Герма­нии, основателем первого в Германии экспериментального физиологическо­го учреждения, Пуркинье проявил интерес к микроскопическим и гистоло­гическим исследованиям и стремился отыскать материальный субстрат физиологических процессов. Значительны заслуги Пуркинье в открытии клетки. В 1837 г. Пуркинье демонстрировал точно изученные микроскопи­ческие структуры различных органов животных и человека, до того совер­шенно неизвестные, и в своем докладе сформулировал вывод об общности элементарных составных частей животных и растений. Эту общность элементарных составных частей растительных и животных организмов он усматривал не столько в морфологическом сходстве, сколько в единстве биологического и физиологического их значения. Ряд высказываний Пуркинье ближе к нашему современному представлению о клеточном со­ставе организмов, чем соответствующие заключения многих его современ­ников', в том числе часто и Шванна.

Обобщение исследований строения растительных и животных организ­мов и завершение нового этапа в учения произве­дены Шлейденом и главным образом учеником Иоганнеса Мюллера Шванном. Ботаник Шлейден (1804—1881) выдвинул положение, что жизнедеятельность клеток является ключом к пониманию жизнедеятель­ности всего организма. Он писал: «Как для физиологии растений, так и для общей физиологии жизнедеятельность отдельных клеток является главнейшей и совершенно неизбежной основой, и поэтому прежде всего встает вопрос: как же, собственно, возникает этот маленький своеобраз­ный организм». Теодор Шва ни (1810—1882) в 1839 г. опубликовал книгу «Микроскопические исследования о соответствии в структуре и ро­сте животных и растений», в которой привел большой фактический мате­риал и утверждал, что все ткани животных и растительных организмов состоят из клеток. Исследования Шванна оформили клеточное учение и доказали единство элементарной структуры растений и животных.

Шлейден и Шванн считали, что клетки растительных и животных организмов происходят из живой, микроскопически бесструктурной массы. Позднее, начиная с середины XIX века, реакционеры от науки извратили клеточную теорию, в самой основе которой лежит идея развития, и пере­кроили клеточную теорию в соответствии с их идеалистическими и метафи­зическими взглядами, стремясь выхолостить ее, выбросить ее материали­стическую основу — идею развития. Особые усилия в этом направлении приложил немецкий патолог Вирхов, создатель так называемой целлюлярной (клеточной) патологии, ярый антидарвинист, Вирхов защищал положение: «Каждая клетка только из клетки». Шванн не раскрыл дви­жущих сил процессов образования, их роста, питания и размножения, проблему единства целого и части в организме. Позднее у Вирхова это привело к неправильным реак­ционным учениям, вроде теории «клеточного государства». Ошибки Шванна типичны для теоретического мышления ряда представителей нау­ки XIX века.

Введение Шванном понятия клетки как элементарной единицы, общей для растительных и животных организмов, послужило одним из естественнонаучных доказательств единства живой природы. Открытие клетки вскрыло материальный суб­страт единства органического мира и в этом его глубокое теоретическое прогрессивное значение. Энгельс вы­соко оценил открытие клетки: «Толь­ко со времени этого открытия стало на твердую почву исследование ор­ганических живых продуктов приро­ды — как сравнительная анатомия и физиология, так и эмбриология» '.

«Но при всем том оставался еще один существенный пробел. Если все многоклеточные организмы — как растения, так и животные, вклю­чая человека, — вырастают каждый из одной клетки по закону клеточного деления, то откуда же проистекает бесконечное разнообразие этих орга­низмов? На этот вопрос ответ дало третье великое открытие — теория развития, которая в систематическом виде впервые была разработана и обоснована Дарвином».

Закон сохранения и превращения энергии. Вторым из трех великих открытий XIX века в области естественных наук, имевших решающее зна­чение для установления диалектического взгляда на природу, Энгельс считал доказательство превращения энергии, вытекавшее из открытия механистического эквивалента теплоты. Мощное развитие естествознания в XIX веке в значительной мере обусловлено глубокими сдвигами в ос­новных представлениях о материи благодаря сформулированному во второй половине XVIII века закону сохранения материи и неразрывно связан­ному с ним закону о сохранении и превращении энергии.

Приоритет открытия этих законов природы, ставших естественнонауч­ной основой материалистического мировоззрения, принадлежит М. В. Ло­моносову (1711—1765). Он сформулировал законы сохранения вещества и силы. Знавший о работе М. В. Ломоносова французский химик Лавуа­зье (1743—1794) позднее М. В. Ломоносова, в 1773 г., пришел к тем же результатам, что и М. В. Ломоносов.

Лавуазье доказал, что воздух — не элемент, как считалось до тех пор, а состоит из азота и кислорода.

М. В. Ломоносов и Лавуазье установили значение кислорода в горе­нии и дыхании. Немецкий врач Роберт Майер, работая на острове Яве, заметил, что при кровопускании у туземцев венозная кровь имеет более красный цвет, чем у жителей умеренных широт, и объяснил это тем, что у туземцев кровь содержит больше кислорода, так как окислительные процессы в тропиках протекают менее интенсивно и в условиях высокой температуры внешней среды организм отдает меньше тепла. На основании своих наблюдении Майер поставил вопрос об изучении теплового баланса в животном орга­низме в связи с энергетическим балансом природы и указал на связь меж­ду механической работой и теплотой. Англичанин Джоуль эксперимен­тально подтвердил это и установил механический эквивалент теплоты, выдвинув два положения: 1) сила так же неразрушима, как и вещество; 2) прекращающееся движение превращается в теплоту. Немецкий физио­лог и физик Гельмгольц в 1847 г. показал, что этот закон применим к явлениями жизни. Энгельс придавал большое принципиальное значение открытию Джоуля и Майера и подчеркивал, что они открыли закон не «сохранения», а «превращения» энергии, и именно в этом Энгельс видел новое и важное.

Законы сохранения вещества и сохранения и превращения энергии способствовали развитию биологии и медицины в разработке вопросов об­мена веществ в животном организме.

Учение Дарвина.

Вопрос о происхождении органическо­го мира издавна занимал человеческую мысль. Многообразие организмов и приспособленность их к условиям существования заставляли человече­ский ум искать объяснение причин этого.

В середине XIX века причины многообразия и единства органического мира, его приспособленность к условиям существования были раскрыты английским ученым Чарльзом Дартшом (1809 — 1882). В разработке эво­люционного    учения у Дарвина был ряд предшественников. Но    условия для

социального развития, особенности развития философии и естествознания в XVIII веке, низкий уровень биологических познаний — все это привело к тому, что отдельные высказывания по вопросам эволюции были пред­ставлены только разрозненными и противоречивыми элементами эволю­ционизма. Эти представления встречались у ряда ранних трансформистов, предшественников и современников Ламарка (Бюффон, Гольбах, Дидро, Робинэ).

В России в первой половине XIX века ряд ученых доказывал суще­ствование трансформации организмов. Так, русские академики К. М. Бэр и X. И. Пандер пришли к этому взгляду при изучении зоологии и срав­нительной анатомии. П. Ф.Горянинов в 1834 г. сформулировал принцип эволюции органического мира. В 1837 г. Горянинов пришел к мысли оне-постоянстве видов, выступил за эволюционное учение и распространил принцип эволюции на все организмы, включая человека. К. Ф. Рулье в 40—50-х годах XIX века был уже вполне сложившимся биологом-эволю­ционистом, причем основывался главным образом на достижениях палеон­тологов. Незадолго до появления дарвинизма такие же воззрения выска­зывали выдающиеся зоологи и ботаники Н. А. Северцов, А. Н. Бекетов, Л. С. Ценковский. А. И. Герцен и Н. Г. Чернышевский разделяли эволю­ционные воззрения и высоко ценили эти идеи. Это сыграло значительную роль в подготовке почвы в России к творческому восприятию и развитию дарвинизма.

Французский естествоиспытатель Жан Ламарк (1744—1829) после­довательно обосновал целостное учение об историческом развитии орга­нического мира, высказав гениальную догадку, которая предвосхитила новейшую теорию развития. Его учение было первой материалистической эволюционной теорией.

Ламарк пришел к убеждению, что между видами животных нет резких граней и что вид не является постоянным. Он признавал наследование признаков, приобретаемых организмом под влиянием изменяющихся усло­вии его жизни.

В основном сочинении Ламарка «Философия зоологии» (1809) имеет­ся специальная глава «О влияний внешних обстоятельств на действия и привычки животных и о влиянии действий и привычек этих живых тел на изменение их организации и их частей». Ламарк писал: «Внешние обстоя­тельства влияют на форму и организацию животных, т. е., становясь резко различными, внешние обстоятельства изменяют соответственным образом и форму животных и даже их организацию».Энгельс в «Анти-Дюринге» и «Диалектике природы» высоко оценил положительные стороны учения Ламарка *

Возникновение дарвинизма было обусловлено экономическими, поли­тическими и научными предпосылками. Середина XIX века в Англии была периодом расцвета промышленного капитализма, роста количества изобре­тении и открытий и высокого промышленного прогресса. Растущий капи­тал искал путей к новым, еще не освоенным рынкам. Шла быстрая коло­низация Индии, Австралии и других стран. Развивалось сельское хозяй­ство (введение севооборота, применение сельскохозяйственных машин, минеральных удобрений). В связи с развитием сельского хозяйства были Достигнуты успехи в области селекционной работы по животноводству и растениеводству, выведены новые породы скота и новые сорта культурных растений. Роль науки в развитии производительных   сил   все   увеличивалась. В поисках новых рынков сырья и сбыта производилось широкое об­следование различных уже известных пунктов земного шара и пред­принимались многочисленные экспедиции для открытия новых, неизвест­ных земель. Военные и торговые экспедиции, сопровождавшиеся сведущи­ми натуралистами, несли с собой накопление материала из различных об­ластей науки, в том числе и из палеонтологии, зоо- и фитогеографии, срав­нительной анатомии. Экспедиция на корабле «Бигль», в которой в каче­стве натуралиста участвовал Дарвин, была одной из многочисленных тогда экспедиций для освоения новых путей и земель.

Дарвин обобщил практический опыт по выведению сортов растений и пород животных и накопившиеся в различных отраслях естествознания многочисленные фактические сведения о разнообразных явлениях в живой природе. Практика искусственного отбора в сельском хозяйстве, растение­водстве и животноводстве подсказала Дарвину путь к решению вопроса о взаимоотношениях между самими организмами.

Дарвин создал научную, материалистическую в своей основе теорию изменяемости биологических видов и преемственности между ними. Основ­ные ее положения изложены в книге Дарвина «О происхождении видов путем естественного отбора или сохранение благоприятствуемых пород в борьбе за существование» (1859). В. И. Ленин высоко оценил эту сторону учения Дарвина: «...Дарвин положил конец воззрению на виды животных и растений, как на ничем не связанные, случайные, богом созданные и неизменяемые, и впервые поставил биологию на вполне научную почву, установив изменяемость видов и преемственность между ними».

Энгельс назвал учение Дарвина одним из тех трех великих открытий, благодаря которым естествознание стало системой материалистического познания  природы.

В основу теории эволюции органического мира Дарвин положил прин­цип наследования приобретаемых свойств. По Дарвину, изменчивость идет по методу отбора; без повторных изменений в том же направлении не может быть отбора. Отбор является результатом совместно и неразрывно действующих трех факторов: изменчивости, наследственности и выживае­мости. Все эти три фактора служат результатом взаимоотношений орга­низмов и условий их жизни; признание наследования приобретенных свойств находится в центре учения о творческой роли отбора, составляет его основную сущность. В естественном отборе, действующем в природе совершенно стихийно, бессознательно, Дарвин нашел фактор, отбирающий из огромного множества нарождающихся существ наиболее приспособлен­ных для данной обстановки, для данных географических, климатических, почвенных и прочих условий.

Дарвин не признавал в природе скачков и стоял на позиции призна­ния постепенной, плоской эволюции. Он понимал эволюцию как процесс медленных, постепенных изменений количественного характера, не учиты­вая новых качественных изменений, возникающих в недрах старого. Дар­вин неправильно истолковывал также внутривидовые взаимоотношения особей и процесс видообразования. К числу важнейших принципи­ально ошибочных положений Дарвина относится некритическое принятие и внесение в биологию учения Мальтуса о перенаселении и явное преуве­личение роли борьбы за существование. «Все учение Дарвина о борьбе за существование — это просто-напросто перенесение из общества в область живой природы учения Гоббса о войне всех против всех и буржуазно-эконо­мического учения о конкуренции наряду с теорией народонаселения Маль­туса. Проделав этот фокус (безусловную допустимость которого я оспари­ваю, как уже было указано в 1-м пункте, в особенности в отношении тео­рии Мальтуса), опять переносят эти же самые теории из органической природы в историю и затем утверждают, будто доказано, что они имеют силу вечных законов человеческого общества» .

Теория Дарвина явилась мощным толчком для прогрессивного разви­тия естественнонаучного мышления. Ламарк и Дарвин выступили против религиозного мировоззрения, изгнав бога из природы и лишив его присвоенной ему священным писанием роли творца живых существ, вклю­чая и человека. Не случайно церковники обрушились на эволюционное учение. После выхода в свет книги Дарвина «Происхождение видов» развернулась борьба вокруг его идей.

В этой борьбе отечественные ученые сыграли большую роль в про­паганде и разработке прогрессивных сторон дарвинизма. Теория Дарвина в начале 60-х годов XIX века нашла поддержку прогрессивных элемен­тов русского общества, была воспринята русскими учеными как передовая. Антидарвинизм не имел успеха у представителей прогрессивной части русского общества. И. М. Сеченов, А. О. и В. О. Ковалевские, И. И. Меч­ников и К. А. Тимирязев отстаивали материалистические основы учения Дарвина от нападок со стороны реакционеров от науки, творчески разра­батывали его, очищали дарвинизм от присущих ему ошибок, внесли в это учение понятие скачка, качественных изменений, конкретизировали его применительно к различным явлениям живой природы и подняли дарвинизм на новую, более высокую ступень. Сам Дарвин высоко ценил работы русских ученых, развивавших и пропагандировавших его учение.

Философские и естественнонаучные воззрения И. М. Сеченова, А. О. и В. О. Ковалевских, И. И. Мечникова и К. А. Тимирязева существенно отличались от воззрений Дарвина на явления природы. Передовые русские биологи и философы-демократы (Н. Г. Чернышевский и Д. И. Писарев) второй половины XIX века увидели в теории Дарвина ее материалисти­ческое ядро, поняли ее прогрессивное, революционизирующее значение. Правильно понятые основные положения учения Дарвина помогли передо­вым отечественным ученым разработать ряд проблем биологии и медицины.

Во второй половине XIX века западноевропейские естествоиспытатели и социологи распространили учение Дарвина о естественном отборе и борь­бе за существование на человеческое общество. Так называемые социал-дарвинисты в Германии и других странах механически перенесли законы биологии на человеческое общество. В странах Западной Европы и в Север­ной Америке получили широкое распространение буржуазные реакцион­ные теории о неравенстве человеческих рас и лжеучение о «расе господ». Социал-дарвинизм в эпоху империализма перерос в расистскую теорию фашизма.

Дарвинизм не может объяснить закономерностей общественного развития. В. И. Ленин указывал, что дарвинизм вскрывает закономерно­сти только эволюции органического мира, но не эволюции человеческого общества.

Общие черты развития медицины в XIX веке.

Для большинства стран Европы XIX век был периодом утверждения и расцвета капита­лизма, периодом промышленного капитализма, «зенита капитализма». В последней трети XIX века ряд стран вступил в последнюю стадию ка­питализма— империализм. XIX век для стран Западной Европы харак­теризовался быстрым ростом промышленности: расширялись старые, ранее существовавшие отрасли промышленности, возникали новые отрасли произ­водства.    Бурными    темпами    развивалась    промышленность,    получили широкое использование пар и электричество. Технический базис производ­ства требовал все большего овладения естественными богатствами и сила­ми природы, изучения законов природы и использования их на службе развивающейся  промышленности.

Во многих фактах развития естествознания и медицины в XIX веке ясно отразились запросы правящего класса капиталистического общества, часто даже прямой заказ буржуазии. С другой стороны, растущий в усло­виях капитализма рабочий класс своей борьбой за экономические требо­вания по улучшению условий труда и быта (длительность рабочего дня, заработная плата, медицинская помощь и т. п.) заставил медицину XIX века учитывать их. Родившаяся под давлением пролетариата новая форма организации медицинской помощи — социальное страхование — побудила врачей пересмотреть ряд установок, причем, кроме лечебных вопросов, влияние рабочего движения отразилось на развитии гигиенических дис­циплин.

В XIX веке капитализм стал проникать в сельское хозяйство. Разви­тие промышленности и сельского хозяйства выдвинуло новые требования к науке. В XIX веке особенно ясно выступила зависимость между потреб­ностями производства и открытиями естественных наук: физики, химии и биологии. Запросы сельского хозяйства, повышение урожайности, пот­ребности в искусственных удобрениях поставили ряд вопросов перед уче­ными, и последние своими работами отвечали на этот социальный заказ. Нужды крупных отраслей сельского хозяйства Франции, виноделия и пи­воварения побудили химика Л. Пастера заняться брожением и привели его к установлению микробной природы брожения и открытию его возбудите­лей. Потребности французского шелководства заставили того же Пастера изучить болезни шелковичных червей. Открытием живых возбудителей он положил начало новой науке—бактериологии (микробиологии по совре­менной терминологии). Интересы и опыт племенного животноводства в Англии, связанные с отбором производителей, оказали влияние на иссле­дования Чарльза Дарвина, приведшие его в середине XIX века к созданию эволюционного учения. Заболевания овец сибирской язвой, причинявшие большие убытки владельцам стад, послужили причиной того, что Л. Па-стер, Р. Кох, Л. С. Ценковский, И. И. Мечников и Н. Ф. Гамалея заня­лись изучением этой болезни и производили предохранительные прививки. Колониальная политика основных стран Западной Европы в конце XIX и начале XX века, приведшая к захвату земель в Африке и Азии, поставила вопрос об освоении колоний и создании здоровых условий жизни там для колонизаторов. Все это заставило немецкого врача Роберта Коха и его учеников совершить многочисленные экспедиции для борьбы с инфекцион­ными болезнями, поражающими в жарких странах людей и животных. Они открыли микробных и паразитарных возбудителей многих из этих бо­лезней.

В период капитализма буржуазия проявила двойственный характер своего отношения к науке и технике. Даже в восходящий период истории капитализма буржуазия выступала носителем научного и технического про­гресса постольку, поскольку без этого прогресса невозможно было ее обо­гащение и усиление эксплуатации трудящихся масс. Буржуа заинтересован в развитии науки, так как это может увеличить производство прибавочной стоимости. Жажда наживы — таков движущий мотив буржуазного обще­ства и его «цивилизации», основанной на частной собственности и угнете­нии народа. В условиях антагонистического общества достижения науки и техники служат прежде всего обогащению имущих классов. Капитали­сты весьма охотно использовали науку, когда она служила их целям повы­шения прибылей. Они с большим нежеланием и запозданием прибегали к ней, чтобы применять ее для блага общества, как, например, для целей здравоохранения и просвещения. Капиталисты категорически отказывались использовать науку, когда речь шла об изучении и, быть может, об изме­нении строя, из которого они черпали свое богатство '.

Находившаяся в периоде роста буржуазия в XIX веке была заинте­ресована в прогрессе естествознания, развитии производительных сил и поддерживала материализм в естествознании, но эти явления по-раз­ному проявлялись в различных странах Европы. В период подготовки французской революции конца XVIII века буржуазия Франции под­держивала материализм. В Пруссии, Австрии и России в первой половине XIX века еще царили феодальные порядки; туда бежали от революции многие французские дворяне. В 1815 г. на Венском конгрессе был создан Священный союз, ставивший целью борьбу с французской буржуазией в политике и с материализмом в идеологии. Носителями реакционной идео­логии в это время были остатки феодалов, дворян, аристократы, в связи с чем идеалистическая реакция того времени и носит название «аристокра­тической реакции». С середины XIX века, после революционных выступ­лений рабочих в 1848 г., особенно после Парижской коммуны (1871), бур­жуазия перестала поддерживать материалистическую философию, перешла к реакционной философии. Сначала реакционная философия мало затра­гивала естествознание. В последнее десятилетие XIX века, в эпоху импе­риализма, философская реакция коснулась и естествознания. Буржуазия стала поддерживать религию даже в естествознании. В XX веке религию стали поддерживать  и естествоиспытатели.

XIX век в области медицины очень богат: в течение его были созда­ны новые методы, сделано много великих открытий. В развитии медицины в XIX веке нашли яркое отражение связи медицины с естественными нау­ками и техникой, с общественными явлениями, двойственный и изменяв­шийся на протяжении века характер отношения к науке и материалистиче­ской философии со стороны господствующего класса капиталистического общества — буржуазии, пришедшей к этому времени к политической вла­сти в основных странах Западной Европы.

Влияние этих многочисленных факторов получило отражение в дея­тельности и воззрениях ряда крупных представителей медицины капита­листического периода и обусловило связанную с этим двойственность их воззрений, противоречивость и внутренний разлад у некоторых из них. Многие известные ученые — естествоиспытатели и врачи — в своих воззре­ниях отразили идеологические установки буржуазии и проявили двойствен­ность. Многие ученые были крупными величинами в своей научной спе­циальности, творцами фактических достижений и открытий. В то же вре­мя в своем мировоззрении, в своих теоретических обобщениях они или отказывались номинально от философии, были слабыми философами, непо­следовательными материалистами, дуалистами, эклектиками, или переходили к откровенному идеализму. Непонимание видными биологами и физиоло­гами XIX века жизни как особой новой формы движения материи с при­сущими только органической форме материи свойствами и закономерностя­ми (при которых закономерности механики, физики, химии остаются в живом, «снятом» виде не как ведущие, определяющие закономерности, а как побочные формы движения) приводило естествоиспытателей при по­пытке теоретического обобщения их крупных и важных экспериментальных открытий в тупик механицизма, агностицизма и витализма.

Перкуссия и аускультация. Клиническая медицина в конце XVIII ве­ка и особенно в XIX веке начала    использовать    новые    открытия    в естественных науках, все тес­нее опираясь на данные ана­томии и особенно патологи­ческой анатомии, вслед за которыми шло постепенное развитие экспериментальной физиологии.

Венский врач Лео­польд Ауенбруггер (1722—1809) открыл и раз­работал метод перкуссии. В 1761 г. он опубликовал сочинение на латинском язы­ке «Новый способ, как путем выстукивания грудной клет­ки человека обнаружить скрытые внутри грудной по­лости болезни». В своей не­большой по размеру книге Ауенбруггер писал: «Я пред­лагаю... найденный мною новый способ для обнаруже­ния заболеваний груди. Он состоит в выстукивании груд-Леопольд Ауенбруггер (1722—1809). черепной коробки человека, которое в силу изменившегося звучания тонов дает пред­ставление о внутреннем состоянии ее. Я это все описал на основе много­кратно повторяемых мной выстукиваний, неизменно свидетельствовавших о правильности моих выводов: никакого тщеславия и стремления возвы­ситься в этом моем труде нет». Результаты своих исследований Ауенбруггер проверял на трупах. Основные положения его сохранили свое значение и в настоящее время.

Подобно многим крупным открытиям, перкуссия пережила изменчивую судьбу. Работа Ауенбруггера не привлекла широкого внимания, только немногие признали ценность нового предложения и начали его применять. В России оператор и преподаватель хирургии в Петербургском военно-сухопутном госпитале Я. А. Саполович в последние годы XVIII века при­менял выстукивание для определения грудных болезней. Например, руко­водствуясь этим способом, он первым в России определил выпот в плев­ральной полости и произвел парацентез. Большинство же видных врачей конца XVIII века встретили предложение Ауенбруггера пренебрежением и насмешками. Врачи Вены объявили Ауенбруггера сумасшедшим и под­вергли его преследованиям. Перкуссия была предана забвению, и только много лет спустя после выхода в свет книги Ауенбруггера, в эпоху фран­цузской буржуазной революции, в обстановке передовой для того времени Франции врач Жан-Николь Корвизар (1755—1821), ознакомив­шись с произведением Ауенбруггера и проведя в течение 20 лет провероч­ные исследования перкуссии, в 1808 г. издал французский перевод сочине­ния Ауенбруггера, сопровождая его историями болезни, дополнившими выводы этого автора. В 1818 г. Корвизар к своему сочинению о болезнях сердца приложил статью о перкуссии. Этим он способствовал внедрению перкуссии как диагностического метода.

Следующий важный шаг в развит ни клинической медицины — откры­тие    аускультации — составляет    заслугу    французского     врача    Рене Лаэннека (1781—1826), патолого­анатома, клинициста и преподавателя Медицинской школы в Париже. Ла-эннек стремился, подобно Морганьи, связать данные вскрытий с измене­ниями, наблюдавшимися при жизни больного, чтобы таким путем точнее распознавать болезни.

На мысль о выслушивании серд­ца и легких Лаэннека натолкнуло из­учение произведений Гиппократа, а именно то место, где Гиппократ описывал выслушивание грудной клетки при эмпиеме. Сначала Лаэннек выслушивал, непосредственно прикладывая ухо к грудной клетке больного, впоследствии он перешел к выслушиванию с помощью стетоско­па. Применение стетоскопа позволило Лаэннеку услышать тоны сердца го­раздо яснее и отчетливее, чем при непосредственном прикладывании уха К Области сердца. «Я тогда же поду- Жан-Николь Корвизар мал,— писал Лаэннек,— что этот спо­соб мог представить собой полезный метод исследования, приложенный не только к изучению биения сердца, но и всех тех движений, которые могут производить звуковые явления в грудной полости, а стало быть, и к исследованию дыхания, голоса, хрипов, движения жидкости, скопившейся в плевре или брюшине». Руководствуясь такими мыслями, Лаэннек в течение 3 лет разрабатывал свой новый метод исследования с редкой наблюдательностью и терпением, исследовал боль­ных, изучал малейшие явления, которые обнаруживал стетоскопом!, про­изводил вскрытия, сверял данные их с клиническими явлениями и усо­вершенствовал метод аускультации.

Лаэннек характеризовал не только физикальные данные, полученные при исследовании больных, но и подробно описал патологоанатомическую картину при ряде заболеваний: бронхоэктазах, эмфиземе легких, плеври­те, пневмотораксе, инфаркте легкого, туберкулезе легких. Лаэннек первый предложил термин «туберкулез». С именами Лаэннека и Бейля связывается первое выделение рака легких из группы туберкулезных поражении легких.

В 1819 г. Лаэннек опубликовал сочинение «О посредственной аускуль­тации или распознавании болезней легких и сердца, основанном главным образом на этом новом способе исследования», в котором разработал но­вый метод и создал диагностику, клиническую и анатомическую патоло­гию органов дыхания. Он проводил мысль о тесной связи патологической анатомии и клиники.

При выслушивании Лаэннек придавал большое значение стетоскопу и, сравнивая аускультацию ухом с аускультацией при помощи стетоскопа, отдавал предпочтение последней. Чтобы достигнуть такого устройства стетоскопа, которое наиболее соответствовало бы целям аускультации, Лаэннек поставил ряд опытов. Наиболее пригодным для стетоскопа мате­риалом оказались разные сорта легкого дерева и камыш. Лаэннек описал выслушивание дыхания, голоса, кашля, хрипов, металлического звука. Он уловил   разнообразные   звуковые явления,   которые    встречаются    при стояниях органов дыхания, опре­делил значение каждого из них, почти каждому дал объяснение, основанное на клинических наблю­дениях или аутопсиях. Не имея предшественников, Лаэннек соб­ственными силами достиг в разра­ботке аускультации высокого со­вершенства. В последующие три четверти XIX века к тем аускуль-тативным явлениям, которые из­учил Лаэннек, были присоединены только шум трения плевры и де­ление влажных хрипов на звонкие и глухие. Семиотика болезней сердца Лаэннеку не удалась; он не смог уяснить ни условий проис­хождения тонов сердца, ни усло­вий развития сердечных и арте­риальных шумов. Многие вопро­сы, касающиеся аускультации сердца, потребовали для своего изучения работ ряд исследовате­лей и были выяснены только во второй половине XIX века.

Методы перкуссии и аускуль-Рене Лаэннек (1781—1826). тации после Корвизара и Лаэнне-

ка не сразу получили общее при­знание   и   широкое   распространение. Однако передовые врачи России вскоре освоили эти новые методы и 1енили их значение для лечения заболеваний органов кровообращения и яхания. Петербургский профессор Ф. Уден в своих «Академических чте-1ях о хронических болезнях», первом оригинальном на русском языке •шнрном учебнике по внутренним болезням, описал перкуссию. П. А. Ча-'ковский, вернувшись в 1822 г. из Парижа, начал применять в Медико-рургической академии перкуссию и аускультацию и описал их в своей иге «Общая патологическая семиотика» (1825), а в 1828 г. посвятил спе-альную работу вопросу о стетоскопе. В последние годы своей жизни и.менял аускультацию и М. Я. Мудров. Г. И. Сокольский в 1835 г. опуб-ковал специальную работу «Об исследовании болезней слухом» и в 1838 г. в сочинении «Учение о грудных болезнях» привел результаты этих широко применявшихся им методов исследования. В  1820—1824 гг. В. Герберс кии и его ученики использовали перкус-о и аускультацию в числе методов, которым обучали студентов. Введе-о и дальнейшей пропаганде методов перкуссии и аускультации способ-овал чешский клиницист Шкода, работавший в Вене,   но   в   Западной эопе они медленно входили во врачебный обиход. Н. И. Пирогов писал, в бытность его в 1833—1836 гг. во Франции врачи уже применяли Пер­сию и аускультацию, а в Германии даже в лучших клиниках при исследо-ИИ больных этих методов никто не применял. В 1838 г. в Берлине Ром-га, а в Вене Шкоду поднимали насмех   и   подвергали    язвительным мешкам за аускультацию и перкуссию многие профессора, врачи и сту-гы. Увидев это за границей, молодые русские врачи полностью оценили iyry своего учителя Зсйдлнца, который    в  1836 г. в   Петербургской медико-хирургической академии учил их публично техническим приемам объективной диагностики. Лишь к 60-м годам XIX века перкуссия * аускультация получили в Германии широкое распространение.

Применение эксперимента в физиологии. На рубеже XVIII—XIX ве­ков отмечается быстрое развитие естествознания. Исследования в области математики, физики, химии и биологии привели к перестройке основ науч­ной медицины. Огромные успехи естественных наук определили пути развития медицинской науки на десятилетия вперед. «...Науки физические и естественные, по-видимому, повсеместно приобрели руководящее значе­ние, — писал Кабанис, -— ...лишь приближая к ним все более и более все прочие науки и искусства, можно рассчитывать на то, что и последние бу­дут, наконец, озарены в некотором роде равным светом». «Все в нынешнем состоянии медицины возвещает ее приближение к большой революции. Быстрые улучшения, имевшие место... во многих отраслях естественных наук, предсказывают нам, что должно произойти и произойдет с меди­циной». Приложение физики, химии и биологии к анализу медицинских проблем, использование их методов у постели больного, в больнице, в препо­давании медицины повысили уровень знаний врача, облегчили распознава­ние болезни, ее лечение и предупреждение. Развитие технических приложе­ний естественных наук, создание синтетической химии расширило лечеб­ный арсенал врача. Прогресс естественных наук создал новые, гораздо более глубокие основы и для теоретических обобщений в области меди­цины.

Французский врач К. Биша (1771 —1802) развивал положение Морганьи и в первой половине XIX века своими работами способствовал дальнейшему развитию патологической анатомии и сравнительной анато-мии. Биша стремился не только выяснить локализацию болезненных яв­лений в отдельных частях тела и органах, но и проследил их проявление глубже, вплоть до отдельных тканей. Болезненный процесс Биша локали­зовал не в органе, а з патологически измененной ткани. Болезнь понима­лась им как процесс в основном местного характера. Биша подчеркивал значение своих анатомических исследован