МЕДИЦИНА В ЭПОХУ ЗАРОЖДЕНИЯ КАПИТАЛИЗМА В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ XVI—XVIII ВЕКОВ

Главная » История медицины » МЕДИЦИНА В ЭПОХУ ЗАРОЖДЕНИЯ КАПИТАЛИЗМА В ЗАПАДНОЙ ЕВРОПЕ XVI—XVIII ВЕКОВ
 

Капитализм в Западной Европе зародился в недрах феодализма. В XIV—XVI веках в Европе возникли ранне-буржуазные отношения и к XV веку стали отмечаться упадок и разложение феодализма, распад феодальных отношений. Этот процесс разложения феодального общества начался в XV веке в результате роста производительных сил и развития товарооборота. В отдельных городах, расположенных на Средиземном море, встречались зачатки капиталистического производства, а в XVI веке там начался период капитализма.

Италия была той страной, где феодальные отношения получили пер­вые удары со стороны формировавшегося капиталистического производ­ства. Именно это передовое место Италии на первых ступенях развития ранне-буржуазных отношений и обусловило ее прогрессивную роль в пе­риод Возрождения. Наиболее передовой в северной Италии была Венеция. Принадлежавший Венецианской республике университет в Падуе играл прогрессивную роль в развитии науки эпохи Возрождения.

Экономические успехи буржуазии были непосредственно связаны с изменениями в области техники, в области практических знаний, при­меняемых в процессе производства. Во второй половине XV века произошли решающие изменения, настоящая техническая революция, которая по своему значению для развития капитализма уступает лишь промышлен­ной революции XVIII века. Особенно велико было значение изобретения ветряного двигателя, самопрялки, наливного водяного колеса, доменного металлургического процесса, печатного станка, широкого применения ком­паса. Последние три изобретения, по словам К. Маркса, явились необхо­димой предпосылкой буржуазного развития.

Наряду с натуральным и меновым развивалось денежное хозяйство.

Конец феодального периода с его новыми чертами, (развитие ре­месла и торговли, появление и развитие мануфактуры, рост производ­ства) ознаменовался поисками новых рынков, приобретением и расшире­нием колоний, что и вызвало дальние путешествия и крупные географи­ческие открытия. «Потребность в постоянно увеличивающемся сбыте продуктов гонит буржуазию по всему земному шару. Всюду она должна внедриться, всюду обосноваться, всюду установить связи» (Манифест коммунистической партии).

Поиски новых торговых путей в связи с закрытием караванных пу­тей, вследствие распада монгольского царства и падения Константино­поля (1453), привели к великим географическим открытиям: в 1492 г.— открытию Америки Христофором Колумбом, в 1497 г. — открытию Васко де Гамой морского пути в Индию вокруг Африки, в 1519—1522 гг. пер­вому кругосветному путешествию Магеллана. Великие географические открытия оказали значительное влияние на экономическое, политическое и культурное развитие народов Европы. С этого времени начался период колониальных захватов и колониальных войн.

Рост городов, торговых и промышленных центров приводил к росту буржуазии — ремесленников и торговцев. Развертывались классовые кон­фликты, выступления против феодалов, восстания крестьян и ремеслен­ников, крестьянские войны, городские восстания. Буржуазия выступала против феодалов. Восстания крепостных крестьян и ремесленников по­трясли феодальный строй в Европе на протяжении XIV—XVIII веков, подорвали его и привели к буржуазным и буржуазно-демократическим революциям, победа которых означала утверждение капитализма.

Спорадические успехи капитализма в Западной Европе, имевшие ме­сто еще в XIV—XV веках, в результате великих географических откры­тий конца XV — начала XVI века и связанных с ними экономических изменений, становились все более значительными. К концу же XVI века и в первой половине XVII века капитализм в Западной Европе стал серьезной, а в некоторых странах—решающей силой. Развитие капита­листических элементов внутри феодализма во второй половине XVI и в первой половине XVII века было столь велико, что в этот период произо­шли первые буржуазные революции в странах, где капитализм достиг наибольших к тому времени успехов — Нидерландах (1565—1579) и Анг­лии (1649—1688).

В период зарождения буржуазных отношений наблюдались значи­тельные сдвиги в идеологии. Формировалась прогрессивная, светская, гу­манитарная культура, обострилась борьба материалистического и идеа­листического направлений. Буржуазные идеологи подрывали диктатуру церкви, расшатывали основы эхоластической идеологии.

Буржуазия стремилась овладеть производительными силами, познать природу, увеличить власть человека над природой. Идеологи буржуазии, ее передовые деятели боролись против церковной идеологии и в этой борьбе использовали культурное наследие античной древности.

Начиная примерно с XII—XIII столетий в странах Западной Ев­ропы в результате развития товарного производства, усовершенствования ремесла, расширения торговли и роста городов усиливался интерес к науке, распространялись знания, в том числе знания, полученные от античного мира, арабских и других восточных стран, пробудилась и развивалась научная мысль. Средневековые ученые своими переводами классических произведений древности знакомили европейское общество с достижениями античной и восточной культур. Вместе с другими культурными ценностями прошлого Западная Европа обогатилась в эту эпоху наследием греческой медицины и передовой медицины народов Востока.

Рост капитализма в недрах феодального общества обусловил зарож­дение и развитие новой, прогрессивной буржуазной культуры. В жизни народов Южной Европы это время носит название эпохи Возрождения. Термин «Возрождение наук и искусств» не точен, он отражает ошибку людей того времени. Деятели эпохи Возрождения думали, что они воз­рождают античную культуру, но этим не исчерпывалось содержание этого периода. Основными признаками эпохи Возрождения были быстрый рост культуры, возрождение античной культуры, антагонизм аскетизму и схола­стике средневековья.

Потребности растущего производства стимулировали технику и науч­ные знания. Глубокие изменения в технике обусловили бурное развитие точных наук. Ведущее значение приобрела механика, черпающая силу именно в своей связи с техникой. Особенно велико было значение меха­нических и математических открытий для становления и развития астрономии. Открытие новых стран дало обширный фактический матери­ал: европейцы впервые увидели много новых растений и животных, узна­ли много новых народов, их культуру, обычаи и т. п. «Главная работа в начавшемся теперь первом периоде развития естествознания заключалась в том, чтобы справляться с имевшимся налицо материалом» .

Далекие путешествия и географические открытия обогатили лекарст­венную медицину. Из Индии и Китая в Европу привозили опий, камфару, смолы и другие лекарственные вещества, из Америки — хинную кору, гваяковое дерево, корни ялапы, плоды какао.

Противопоставляя традиционным церковным учениям свое научное объяснение явлений мира, механика заняла ведущее положение в науке. Направление ее было в основном материалистическим, хотя это и был материализм ограниченный и непоследовательный. Материалистическое направление отвечало трезвому практицизму нового класса. «Однако вме­сте с расцветом буржуазии шаг за шагом шел гигантский рост науки. Возобновились занятия астрономией, механикой, физикой, анатомией, фи­зиологией. Буржуазии для развития ее промышленности нужна была наука, которая исследовала бы свойства физических тел и формы прояв­ления сил природы... Теперь наука восстала против церкви; буржуазия нуждалась в науке и приняла участие в этом восстании»".

Такие прогрессивные черты были присущи культуре и мировоззре­нию молодой буржуазии. Для дряхлеющей буржуазии в период ее за­ката, а тем более в современный период ее разложения и маразма харак­терны противоположные черты — господство идеализма, мистики, анти­научных  течений.

Первая задача новой науки состояла в ниспровержении схоластиче­ского мировоззрения и в утверждении нового мировоззрения. Естество­знание должно было разорвать рамки старого теоретического мышления и завоевать право на самостоятельное существование, свободное от тео­логии.

Произведения польского ученого Николая Коперника (1473—1543) «О кру­говращениях небесных сфер», опровергавшее старую геоцентрическую си­стему Птоломея. Вместе с тем новые идеи пробивали дорогу в тяжелой борьбе со старыми .представлениями. Инквизицией был сожжен Джор­дано Бруно (1548—1600), неутомимый борец за новое мировоззрение, выступивший против церкви и схоластики, и другие передовые деятели и мыслители. Жестоким преследованиям подвергался продолжатель дела Коперника Галилей (1564—1642).

Медицина, особенно анатомия, тоже пробивала брешь в догматизме, в схоластической теологии средневековья и тем подготовляла крушение схоластики и торжество материализма.

Для культуры и науки эпохи Возрождения характерно большое вни­мание к телу, а отсюда — к анатомии. В широком кругу разнообразных интересов и знаний выдающихся людей эпохи Возрождения 'медицина занимала почетное место. Крупные деятели этой эпохи интересовались медициной. Врачи в свою очередь обладали самыми разнообразными зна­ниями. В социальных утопиях эпохи Возрождения и следующего за ней века — в «Утопии» Томаса Мора (1478—1535), «Городе солнца» Фомы Кампанеллы (1568—1639), «Новой Атлантиде» Фрэнсиса Бэкона (1561 — 1626) поднимались вопросы медицины и врачу отводилось большое место в разрешении вопросов как личной, так и общественной жизни.

Опытный метод в науке. В познании природы большую роль сыграл опытный метод. Представители естествознания отказались от прежнего слепого подчинения авторитету и стремились проверить все положения путем опыта. Крупные представители науки и материалистической фило­софии в XVI—XVII веках высоко ценили опытный метод в науке.

Видным ранним представителем опытного метода был Леонардо да Винчи. Взгляды Леонардо да Винчи типичны для деятеля эпохи Воз­рождения. Он не отрывался от практики и связывал научную деятельность и практику воедино и писал: «Если ты скажешь, что науки, которые на­чинаются и кончаются в уме, обладают истиной, с этим нельзя согла­ситься. Это неверно по многим причинам и прежде всего потому, что в таких умственных рассуждениях не участвует опыт, без которого ничто не может утвердиться с достоверностью».

Английский философ-материалист XVII века Френсис Бэкон писал: «Чувства непогрешимы и составляют источник всякого знания». Его современник и единомышленник врач Вильям Гарвей говорил: «Анатомии должны учиться и учить не по книгам, не из догматов учености, а пре­паровкой в мастерской природы».

В конце XVII века голландский врач Герман Бургав утверждал, что основным путем, которым 'медицина достигает успехов, является тща­тельное наблюдение всего, что происходит в человеке,— здоровом, боль­ном, умирающем и мертвом.

Против галенизма и схоластики в медицине одним из первых высту­пил уроженец Швейцарии Парацельс (1493—1541). В 1515 г. Пара-цельс получил степень доктора медицины в Ферраре (Северная Италия) и несколько лет провел в скитаниях по Европе. В 1527 г. Парацельс стал читать лекции по медицине в Базельском университете.

Парацельс преподавал по собственным сочинениям практическую и тео­ретическую медицину, основываясь на собственном опыте. Парацельс отвергал авторитеты. В основе медицины, по Парацельсу, лежит опыт. Яля доказательства должны служить не авторитеты, а опыты и сообра-кения. Опыт — высший учитель. Только опытом удается установить, что сорошо, полезно и соответствует истине. Вне опыта нет знания.    Парацельс рекомендовал предохранять раны чистыми повязками и настаивал на тесной связи хирургии и терапии, в то время резко разделявшихся; он считал, что та и другая «исходят из одного знания». В лекарствоведе­нии Парацельс развил новое для своего времени учение о дозировке лекарств: «Все есть яд и ничто не лишено ядовитости. Одна только доза делает яд незаметным». Парацельс считал, что совершающиеся в чело­веческом теле процессы являются химическими и что химии суждено сыграть огромную роль в медицине. От врача-ученого Парацельс требо­вал работы в лаборатории и с гордостью говорил о себе и своих учени­ках, что они «отдых в лаборатории находят, пальцы свои в угли и в отбросы и всяческую грязь суют, а не в кольца золотые и подобны кузнецам и угольщикам закопченным».

Преподавая терапию и хирургию, Парацельс водил учеников к по­стелям больных, на ботанические экскурсии в поле и горы, высказывался за использование в медицине достижений химии, ввел в лечебную прак­тику много химических веществ (ртуть при сифилисе, свинец, железо, сурьму, олово, медь, мышьяк), широко использовал опыт народной меди-' цины. С интересом к химии связано открытие и примене­ние Парацсльсом минераль­ных вод.

Своими смелыми выска­зываниями,   новым  методом преподавания медицины, тем, что он писал свои медицин­ские  сочинения   не на обыч­ном для средневековой науки латинском языке, а на род­ном, понятном народу немец­ком языке, Парацельс воору­жил против себя массу вра­чей-схоластов   и был изгнан из Базеля. Будучи человеком своего   века,   Парацельс   не смог освободиться   от   ряда заблуждений    и пережитков средневековья. Как в учении об    «архее»,   регулирующем духовном принципе организ­ма, так и в других сторонах его системы  сильно прояви­лось влияние мистики и ре­лигии. В личности Парацельса наглядно сказалась разд­военность,   противоречивость деятелей эпохи Возрождения. Парацельс  отразил  внутрен­нее противоречие людей пе­реходной эпохи, времени кру­того  перелома,  напряженной борьбы старого    с новым — борьбы  отмиравшего,  но еще далеко   не   умершего феода­лизма   с   восходящим  капи­тализмом.

Слабые стороны воззрений Парацельса, элементы средневековой ми­стики в его учении использовали фашистские изуверы. Они пытались свя­зать его со своей злодейской «германской медициной» и приписать ему роль ее предшественника и даже основоположника. В то же время нова­торские, прогрессивные идеи Парацельса, самостоятельное преодоление им многих пережитков схоластики, его передовую для своего времени вра­чебную деятельность они извратили и замалчивали. Попытки исказить подлинный образ Парацельса были обычной фашистской фальсификацией и клеветой.

Развитие анатомии. Для XVI века в Италии характерен интерес к анатомии, изучению человеческого тела, его строения и функции. Хри­стианская религия утверждала, что человеческое тело бренно и является только временным вместилищем вечной, божественной души («темницей для души») и что христианин должен заботиться только о душе, считая заботы о теле греховными. Вскрытие трупов было запрещено и разреша­лось только в университете один раз в 2—5 лет. Молодая, крепнущая буржуазия стремилась познать материальный мир и овладеть им, на­учиться управлять им, в том числе воскресила древний лозунг: «Познай самого себя».Эпоха Возрождения породила плеяду творцов анатомии, заложивших фундамент правильных и более полных представлений о строении и функ­циях человеческого тела.

До XVI века Галей был предметом суеверного почитания. Авторитет Галена был так велик, что если анатом достигал результатов иных, чем Гален, то их принимали за аномалию или считали заблуждением, а если эта аномалия была постоянна, ее приписывали перерождению человече­ского рода, изменению строения тела человека.Наряду с произведениями Галена учебным пособием по анатомии в XIV—XV веках был учебник Мондино, составленный в XIV веке по письменным материалам, так как сам Мондино почти не производил вскрытия   трупов.

Великий итальянский художник эпохи Возрождения Леонардо да Винчи (1452—1519) был разносторонним исследователем — математи­ком, механиком, инженером, которому обязаны важными открытиями разнообразные отрасли науки. Руководствуясь интересами живописи И скульптуры, Леонардо да Винчи в 1489—1514 гг., особенно в 1510— 1511 гг., с помощью анатома Торре в больницах Северной Италии произ­вел вскрытия ряда (до 30) трупов и сделал при этом тщательные зари­совки.

Сохранилось 13 томов (более 200 листов) анатомических рисунков да Винчи. Леонардо да Винчи предполагал даже написать обширный «Трактат по анатомии».

Крупную роль в создании научной анатомии в XVI веке сыграл врач Андрей Везалий (1514—1564). Он первый поднял анатомию на  высоту науки.

Везалий родился в Бельгии, учился медицине в Париже в Монпелье. Ьще в студенческие годы Везалий не был удовлетворен изучением анато­мии по древним сочинениям Галена и тайными вскрытииvm человеческих трупов пополнял свои сведения. В 1537 г. Везалий стал профессором ана­томии в Падуанском университете. В новых условиях северной Италии Везалий получил возможность открыто производить вскрытия трупов. Это дало Везалию возможность дополнить знания о строении человече­ского тела, по-новому построить преподавание анатомии. Везалий сопро­вождал лекции демонстрациями трупов, а также опытами на живых жи­вотных.

В 1543 г. Везалий опубликовал свой основной труд «О строении чело­веческого тела» («De corporis humani fabrica») где в систематическом порядке описал скелет, связки и мышцы, сосуды, нервы, органы пищева­рения, половые органы, сердце и органы дыхания, мозг и органы чувств.В этой книге Везалий на основе накопленных исследований построил но­вую анатомию, значительно дополнил и уточнил сведения о строении человеческого тела.Изучая медицину еще в Монпелье и Париже, Везалий усомнился в правильности положений Галена, пользовавшегося тогда непререкаемым авторитетом. В своем капитальном сочинении Везалий открыто выступил Андрей Везалий в возрасте 26 лет (1514—1564).

против Галена. Гален вскрывал обезьян и свиней, распространив обнару­женное им на человека. Везалий указал на ошибки Галена, касающиеся строения мышц кисти руки, тазового пояса, грудной кости и др., но прежде всего строения сердца. Гален утверждал, что в сердечной пере­городке взрослого имеются отверстия, возникшие еще в период утробного развития, и что поэтому кровь проникает из правого желудочка непосред­ственно в левый. Установив непроницаемость сердечной перегородки, Ве­залий пришел к мысли, что должен иметься какой-то другой путь про­никновения крови из правого сердца в левое. Описав клапаны сердца, Везалий создал основные предпосылки для открытия легочного кровооб­ращения, но это открытие было сделано уже его преемниками.

Везалий в своей книге не ограничился одной описательной анато­мией; попутно он касался и вопросов физиологии. Везалий представляет собой начало новой эры в медицине. Его значение состоит в том, что он первый восстал против преклонения перед авторитетом Галена и пред­ставил строение человеческого тела по собственным исследованиям. И. П. Павлов в предисловии к переводу книги Везалия на русский язык писал: «Труд Везалия—это первая анатомия человека в новейшей исто­рии  человечества, не  повторяющая  только  указания  и   мнения  древних авторов, а опирающаяся на работу свободно исследующего ума». Книга Везалия обильно снабжена художественно выполненными рисунками. Следует отметить особенность этих рисунков. Труп у Везалия не лежит: на рисунках скелет или мышечный препарат всегда изображен в опреде­ленной позе: в трудовом процессе, в движении, с напряженными муску­лами, на фоне природы. Везалий показал не только строение тела, но и его функции.

Книга Везалия была встречена насмешками и враждой. Продолжение его работы встретило огромные затруднения. Парижский его учитель Яков Сильвий объявил Везалия сумасшедшим. Не допуская возможно­сти ошибок у Галена, Яков Сильвий скорее был готов допустить измене­ние строения тела человека за прошедшие века. Предвидя заранее такую встречу своего труда, Везалий писал: «Я поставил себе задачу показать строение человека на нем самом. Гален же производил вскрытия не лю­дей, а животных, особенно обезьян. Это не его вина — он не имел другой возможности. Но виноваты те, кто теперь, имея перед глазами органы человека, упорствуют в воспроизведении ошибок. Разве уважение к па­мяти крупного деятеля должно выражаться в повторении его ошибок? Нельзя, подобно попугаям, повторять с кафедры содержание книг, не де­лая собственных наблюдений». Проще Везалия возбудили церковное пре­следование: его анатомические описания противоречили библейскому ска­занию об извлечении богом одного ребра у Адама для сотворения Евы. Стало быть, у мужчин не может быть одинакового числа ребер слева и справа, утверждали богословы.

Везалий был вынужден оставить кафедру в Падуе и был включен в число придворных врачей испанского «католического короля», где уже не мог продолжать научную работу .и отвечать критикам, не имея под руками трупов. В это тяжелое для него время Везалий в отчаянии сжег часть своих новых работ. Совершая «покаянное путешествие на поклоне­ние пробу господню» в Иерусалим, он надеялся на обратном пути вновь вернуться в Падуанский университет. Но при кораблекрушении у берегов южной Греции он был выброшен на малообитаемый остров Занте, где и погиб от голода и болезни.

В XVI веке одновременно и после Везалия ряд анатомов, главным образом в Италии, написан и серию работ по анатомии животных, физио­логии и эмбриологии. В XVI и начале XVII века работали врачи-ана­томы: Фаллопий, Евстахий, Ботало, Аранций, Варолий, Баугиний, Азел-лий, Фабриций и др. Имена названных анатомов, вошедшие в анатоми­ческую терминологию, показывают, как разнообразны были анатомиче­ские структуры,  описанные этими исследователями.

В XVI веке были сделаны важнейшие открытия в учении о сосудах,, и дальнейшее развитие его послужило основой для новой системы, обу­словившей полный переворот в теоретической и практической медицине. До XVI века вены считались самыми важными сосудами, содержащими настоящую кровь. Считали, что они играют главную роль в питании, поэтому во всех руководствах того времени их описывали в первой главе. На артерии смотрели, как на проводники жизненных духов из сердца но все части тела. Даже Везалий писал об артериях после вен и далеко не так подробно, как о венах. Преемники Везалия находили новые подтверждения и обоснования его догадок о кровообращении. Коломбо, ближайший преемник Везалия, проследил путь движения крови в легких. Фаллопий внес в исследования Везалия ряд уточнений и исправ­лений, изучил развитие зародыша. Фабриций дал описание венозных клапанов, доказав тем самым, что ни венам кровь движется к сердцу, а не от сердца; ясного представления об этом ранее не имелось. Так по­степенно была изучена система кровообращения, которую позднее описал в своем труде Вильям Гарвей.

Крупную роль в разработке и пропаганде опытного метода в есте­ствознании и медицине сыграл выдающийся английский философ-мате­риалист XVII века Френсис Бэкон (1561—1626). Бэкон выступал против схоластики. Он считал, что природу надо изучать, основываясь на опыте. Истинная философия, по Бэкону, должна строиться на анализе явлений природы. Наука в понимании Бэкона есть всегда опытная наука и состоит в применении рационального метода к данным, доставленным внешними чувствами.

Период первоначального капиталистического накопле­ния в Англии в XVI—XVII веках. Общественно-политические взгляды Бэкона отражали интересы крупной английской буржуазии и обуржуа­зившегося дворянства. В построении своего философского учения Бэкон не изжил еще влияния средневековья. Но в естественнонаучных взглядах Бэкон в полном соответствии с интересами быстро растущей буржуазии выражал прогрессивные тенденции своего времени, ставя задачу овладеть возможно большим числом «тайн природы». Формальной логике Аристотеля, словесному дедуктивному искусству спора схоластов Бэкон противопоставил новую, индуктивную логику. Дедукцию, идущую от слов к словам, Бэкон считал матерью ошибок и бедствием науки. Дедук­цию, по его мнению, необходимо заменить индукцией, идущей от фактов к установлению законов и подразумевающей тесный союз между опытом и разумом. «Те, кто занимались науками,— писал Бэкон,— были эмпири­ками или догматиками. Эмпирики, подобно муравью, только собирают и пользуются собранным. Рационалисты, подобно пауку, из самих себя создают ткань». Бэкон считал, что подлинный ученый должен уподо­биться пчеле: «Пчела же избирает средний способ: она извлекает мате­риал из сада и поля, но располагает и изменяет его собственным уменьем».

Прогрессивные взгляды Бэкона сыграли большую роль в развитии научного познания. Не будучи врачом, Бэкон занимался естественными науками и проявил большой интерес к медицине. В своей книге «О до­стоинстве и всемогуществе наук» Бэкон остановился на состоянии меди­цины в его время, ее задачах и перспективах и осветил эти вопросы в духе основных положений своей материалистической философии. Многие высказывания Бэкона о медицине оказали рвлияние на ее последующее развитие. Для  травильного  понимания    болезненных    процессов    Бэкон рекомендовал   разрабатывать сравнительную        анатомию (самый  термин  «сравнитель­ная анатомия»   был предло­жен Бэконом)  и патологиче­скую.    Бэкон    рекомендовал сравнивать  человеческий ор­ганизм с организмом живот­ных   и организм   здорового человека с организмом боль­ного. Бэкон упрекал   совре­менную ему медицину в схе­матизме, в отходе от Гиппо­крата, в утрате   интереса к наблюдениям клинических яв­лений и к клиническим опи­саниям болезней. Бэкон при­зывал врачей к наблюдению у постели больного,   считал, что врачи по данным наблю­дения    должны    составлять описания болезней и созда­вать   клинические   руковод­ства. Он   уделял    внимание также   вопросам   лечения и восстановления здоровья.

Он призывал врачей отыскивать   специфические лечебные средства, применять минеральные воды и физические упраж­нения-Высказывания Бэкона по медицинским вопросам поставили    новые задачи для врачей, осуществление которых стало делом дальнейшего.

Открытие кровообращения. Английский врач Вильям Гарвей (1578—1657) приложил философские положения Бэкона к конкретным вопросам медицины. После окончания медицинского образования в Англии Гарвей учился медицине в Падуе, где был учеником Галилея и Фабри-ция. Там Гарвей ознакомился с приложением опытного метода к анато­мии. По возвращении в Англию он не ограничился практической деятель­ностью лечащего врача, но много занимался экспериментальными иссле­дованиями, посвятив их изучению физиологии кровообращения и эмбрио­логии.

В результате многолетних наблюдений, опытов на животных и про­верки на людях Гарвей в 1628 г. опубликовал свою книгу «Анатомиче­ское исследование о движении сердца и крови у животных», где детально описал кровообращение, полностью опроверг старые представления алек­сандрийских врачей и Галена, державшиеся в течение многих столетий и господствовавшие в средневековой медицине. В предисловии к своей книге Гарвей писал об ученых, подобных ему: «Большинство признает, что все наше знание представляет только небольшую часть того, что нам не­известно. Такие просвещенные люди не лишают себя свободы исследо­вания и не подчиняются рабски преданиям и предписаниям авторитетов настолько, чтобы не верить собственным глазам, и не настолько прекло­няются перед авторитетом старины, как своей учительницы, чтобы изме­нить правде».

У Гарвея были предшественники. В 1553 г. в Швейцарии был сожжен Мигуэль Сервет, испанский врач, «еретик», вместе с его произведением «Восстановление христианства».

В богословской, направленной против официальной церкви, книге Сервета, от которой уцелело лишь несколько экземпляров, была глава, посвященная вопросам жизни организма. Сервет имел более правильное представление о движении крови в легких, чем Гален. Сервет указал на то, что объем легочной артерии чересчур велик, чтобы доставлять в лег­кие кровь, необходимую лишь для их питания. Сервет утверждал, что кровь переходит из правого желудочка в левый не через отверстие в пе­регородке, но путем «долгого и чудесного обхода» через легкие. Он опи­сывал, как кровь в легких «вскипает» и меняет цвет. Есть предположе­ние, что описавший легочное кровообращение Коломбо, ученик Везалия, знал это открытие Сервета.

Ценный материал для понимания кровообращения дали анатомы Фал­лопий и Фабриций. О кровообращении писал также выдающийся фило­соф эпохи Возрождения Джордано    Бруно,    осужденный    инквизицией и сожженный в  1600 г. Изучал кровообращение и римский профессор Андрей Цезальпин. Но никто из предшественников Гарвея   не   дал кар­тины- кровообращения  в  це­лом и научного   его объяс­нения.

Свою книгу «О движе­нии сердца и крови у живот­ных» Гарвей опубликовал после многолетней работы. Гарвей впервые применил метод точного расчета к из­учению процесса в организме. Он доказал, что заключаю­щаяся в организме масса кро­ви должна возвращаться об­ратно в сердце, что артерии не обладают, как думал Га-лен, «пульсирующей силой», а пульсация их следует за сердечным толчком и являет­ся прямым следствием сок­ращения сердца. Он объяс­нил истинное значение си­столы и диастолы, до того понимавшихся превратно. Гарвей произвел множество вскрытий различных живот­ных в разном возрасте и в различных стадиях утробно­го развития, проследив эм-б р и он а л ь ное образование сердца и сосудистой системы. Он не только сделал значи­тельное открытие — одно из Опыт В. Гарвея. доказывающий циркуля».:ню кро- важнейших в развитии фи-ви.

Он   разработал    и проложил путь для дальнейших фи­зиологических исследований. В ко­роткой заключительной главе своей книги Гарвей в следующих положе­ниях сформулировал результаты своих исследований: «Таким обра­зом, кровь течет по артериям из цен­тра на периферию, а по венам от пе­риферии к центру в громадном коли­честве. Это количество крови больше того, что могла бы дать пища, а так­же больше того, которое нужно для питания тела. Следовательно, необ­ходимо заключить, что у животных кровь находится в круговом и по­стоянном движении. И, конечно, движение сердца и деятельность, проявляемая во время пульса, — од­но и то же».

Оставив от прежней   концепции Галена только правильную ее часть, касавшуюся физиологии  нижней  по­лой вены и правой половины сердца,      Марцслло Мальпши (1628—1694). экспериментально подтвердив догад­ки своих предшественников о наличии малого круга кровообращения, Гар­вей совершенно по-новому решил вопрос о функции левой половины сердца и роли сердца в кровообращении, о функции аорты, всех артерий и боль­шей части венозного русла, о количестве крови в организме.

Открытие Гарвея было встречено недоверчиво и враждебно. «Древ­ние врачи не знали кровообращения, но умели лечить болезни» — писал эдинбургский профессор Примроз в трактате, специально направленном против Гарвея. Парижский университет' в лице Риолана и других долгое время отказывался признать открытие Гарвея и продолжал вести препо­давание по Га лену. Нападки на Гар<вея, длительная борьба вокруг от­крытия кровообращения — один из примеров того, как тернист был путь развития передовой науки, с каким трудом пробивало себе дорогу новое.

Оценивая открытие Гарвея, Энгельс писал: «Гарвей благодаря от­крытию кровообращения делает науку из физиологии (человека, а также животных)» '. В предисловии к русскому изданию труда Гарвея И. П. Пав­лов писал: «...Среди глубокого мрака и трудно вообразимой сейчас путани­цы, царивших в представлениях о деятельности животного и человече­ского организмов, но освященных неприкосновенным авторитетом науч­ного классического наследия, врач Вильям Гарвей подсмотрел одну из важнейших функций организма — кровообращение и тем заложил фун­дамент новому отделу точного человеческого знания —физиологии жи­вотных» 2. В России с самого начала систематической подготовки врачей описание кровообращения было положено в основу изучения физиологии, и выступления против великого открытия не имели места.

В системе кровообращения, данной Гарвеем, недоставало важного звена — капилляров. Работая невооруженным глазом или пользуясь сла­быми линзами, он не мог видеть капиллярной сети. Исследования Гарвея продолжил итальянский врач Марцелло Мальииги ( I628—1694), который был профессором медицины в Болонье и Пизе. С помощью микроскопа ©h в 1660 г. открыл строение легких и описал капилляры ib них, в 1665 г. описал эритроциты, в 1666 г. произвел физиологические исследования печени, селезенки и почек, в 1673 г. открыл слой кожи, названный впо­следствии его именем. Описав капиллярное кровообращение, Мальпиги дал законченное представление о движении крови в организме. Благо­даря своим исследованиям Мальпиги заслуженно считается основателем гистологии.

Свои эмбриологические исследования Гарвей обобщил в 1651 г. в виде книги «О рождении животных», где он возражал против примитив­ных представлений о самопроизвольном зарождении животных из ила, грязи и т. п., выставил положение «нее живое из яйца». «Каждое живот­ное при формировании проходит одни и те же стадии, переходя через раз­личные организации, становясь поочередно то яйцом, то червем, то заро­дышем, в каждом своем фазисе приближаясь к совершенству».

Будучи опытным лечащим врачом, Гарвей одним из первых понял необходимость сравнения клинических наблюдений с дальнейшим иссле­дованием трупа — вскрытием. Гарвей говорил, что исследование одного тела человека, умершего от болезни после длительного наблюдения вра­чом, более важно для развития медицины, чем вскрытие десяти случай­ных  трупов  повешенных,  ранее  неизвестных  врачу.

Роль Нидерландов в развитии науки в XVII веке. После завоевания турками Константинополя наступил упадок северной Италии и ее центров Венеции и Генуи. В XVII веке роль передового центра в Ев­ропе в экономике и культуре перешла от северной Италии к Нидерлан­дам. Возросла роль Нидерландов, владевших вновь открытыми морскими путями в Атлантическом и Индийском океанах. В международных эконо­мических и культурных отношениях Голландской республики большое место занимала связь с русским государством, переживавшим в XVII веке после «смутного времени» период быстрого экономического и культур­ного роста и укрепления. Не случайно в начале XVIII века Петр I под­держивал и развивал экономические и культурные связи в первую оче­редь с Голландией.

Голландия стала не только экономическим, но и культурным центром Европы. Голландия, по определению Маркса, была самой передовой, об­разцовой капиталистической страной XVII века. Она завоевала незави­симость в длительной борьбе против феодально-католической Испании, а затем против Франции и Англии. В Голландии произошла одна из пер­вых буржуазных революций, приведшая к государственной власти бур­жуазию.

Нидерланды в XVII веке достигли значительного экономического развития. Это была единственная страна того времени, в которой чис­ленность городского населения значительно превышала численность сель­ского Голландия этой эпохи была крупной морской и колониальной дер­жавой. Она обладала большим количеством судов, чем все остальные страны Европы, вместе взятые.

Нидерландская буржуазная революция, вызвавшая развитие про­мышленности и торговли, способствовала расцвету искусства и развитию естественных наук. Нидерланды в XVII веке были средоточием умствен­ных движений. Здесь существовала наибольшая в тех условиях свобода вероисповедания и представлялись сравнительно большие для того вре­мени возможности для научной деятельности. Научным центром Нидер­ландов был Лейден. Его университет привлекал ученых из разных стран, -здесь работали Гюйгенс, Линней, Декарт, Ламетри. Отсутствие суровой церковной цензуры давало возможность публиковать в Нидерландах Ta­il 28 кие сочинения, для которых была закрыта возможность печатания в дру­гих странах. S

В XVII веке вместе с Френсисом Бэконом великий французский философ и ученый Реяе Декарт (1596—1650) своей философской системой и разнообразными исследованиями по физиологии оказал влия­ние на развитие медицины.

Философия Декарта выросла на основе научного развития XVI и XVII веков. Она явилась методологическим оформлением перелома науч­ного знания, который был обусловлен развитием производительных сил эпохи торгового капитализма. Практическая потребность в развитии тех­ники производства, военного дела, средств сообщения и пр. вызвала к жизни усиленное занятие точными науками, в первую очередь матема­тикой и доступными математической обработке частями физики и есте­ствознания. Философия Декарта опиралась на данные и методы матема­тики и точного естествознания. Последнюю цель и задачу знания Декарт, подобно Бэкону, видел в господстве человека над силами природы, в познании причин и действий всех элементов внешнего мира, в открытии и изобретении технических средств. Философские взгляды Декарта отли­чались двойственностью, его учение о «врожденных идеях» было идеали­стическим, но в области физики Декарт был материалистом и развивал учение о материальном единстве мира.

Материалистические элементы философии Декарта сыграли значи­тельную роль в развитии французского материализма XVII—XVIII ве­ков, в развитии материализма вообще. Учению богословов и схоластиков о слабости и бессилии человеческого разума Декарт противопоставил убеждение в могуществе разума, способного проникнуть во все тайны. «Не нужно полагать человеческому уму какие бы то ни было границы»,— писал он.

Физические и физиологические воззрения Декарта и Бэкона оказали влияние на развитие естествознания и медицины. Подобно Бэкону, Декарт занимался физиологическими исследованиями, анатомировал трупы жи­вотных и людей и стремился объяснять все им изучаемое общими прин­ципами физики и философии. В основе физиологии человека у Декарта лежит теория кровообращения Гарвея, которую Декарт усвоил тотчас же после ее опубликования, поняв ее громадное научное значение. Декарт установил схему двигательных движений, которая представляет одно из первых научных описаний рефлекторного акта. И. П. Павлов, высоко це­ня это обобщение Декарта, писал: «Декарт триста лет тому назад уста­новил понятие рефлекса как основного акта нервной системы» и подчер­кивал, что «именно идея детерминизма составляла для Декарта сущность понятия рефлекса» К

У Декарта отмечались крайности механистического объяснения фи­зиологических явлений. Человеческий организм Декарт считал машиной, в которой физиологические процессы происходят на основе закономерно­стей простого движения в твердых и жидких телах. По Декарту, напри­мер, передача нервного возбуждения происходит подобно тому, «как, дер­гая веревку за один конец, мы заставляем звонить колокол на другом ее конце». «Тело живого человека настолько отличается от тела мертвого, насколько заведенные часы отличаются от часов сломанных».

Физика и медицина. Начало микроскопии. Механика, оптика и дру­гие разделы физики получили значительное развитие в XVI и XVII ве­ках. Их развитие вызывалось потребностями судоходства, военного дела, мануфактуры. Меньшее развитие получила химия. В медицине    в    этот период выявились последователи, с одной стороны, иатрофизических (т. е. медико-физических), точнее, иатромехаиических, а с другой — «агро­химических течений.

Среди иатрохимиков были крупные ученые: ван Гельмонт (1577—1644), фламандский ученый, открывший углекислоту, желудочный сок и описавший процессы ферментации, Франциск де Боэ Сильвиус (1614—1672), клиницист Лейденского университета (Голландия) и др. Но ввиду незрелости химии как науки они отдавали большую дань научным идеалистическим представлениям. В частности, ван Гельмонг развивал учение об «археях», потусторонних началах, одушевляющих дея­тельность каждого органа.

Иатрофизики (иатромеханики) в объяснении жизненных процессов приписывали исключительную роль механическим закономерностям и стре­мились найти для них механические объяснения, что имело тогда про­грессивное значение. Это выражало антирелигиозную тенденцию, попытку заменить произвол божества познанием законов природы. Последние же были известны и понимались тогда главным образом в ограниченно меха­нической форме. Дальнейшее развитие естествознания и философии рас­крыло ограниченность и порочность механической концепции, но в то время в борьбе с богословием, идеологией средневекового феодализма эта концепция сыграла исторически прогрессивную роль.

Б орел ли (1608—1670) в сочинении «О движении животных» пы­тался дать движениям строго механическое истолкование, выражая его в математических формулах. Для его трудов характерны рисунки, содер­жащие сопоставления работающего органа и механической схемы, напри­мер руки и рычага и т. и. Баливи (1668—1707), продолжая традиции иатрофизиков, сравнивал сердце с нагнетательным насосом, артерии и вены — с гидравлическими трубками.

Санторио (1561 —1636) изучал обмен веществ: в специально сконструированной камере он в течение ряда лет терпеливо производил взвешивания как самого себя, так и  принимаемой им пищи    и    своих выделений, давая преимущественно механическое объяснение изучаемым явлениям. По пути Санторио пошли врачи-иатрофизики (иатромеханики), продолжавшие разрабатывать вопросы физиологии с позиций механики.

Положительное значение физики для медицины сказалось убедитель­нее всего в изобретении увеличительных приборов и в развитии микро­скопии. В связи с потребностями мореплавания Венеция привлекла в Па-дуанский университет крупнейшего ученого Галилея. Галилей сконструи­ровал телескоп и примитивный микроскоп (около 1610 г.). Приблизительно в то же время появились микроскопы в Голландии.

Большой интерес к оптическим приборам проявляла в XVII в. Рос­сия, переживавшая период быстрого экономического и культурного ро­ста. При дворе Алексея Михайловича в обиходе были «мудрые стекла», которыми «можно издалека высмотреть в городе и за городом, а иными стеклами можно, в избе сидючи, все видеть, во дворе что делаетца». Тогда же была переведена на русский язык вышедшая в 1647 г. «Селе­нография» (описание неба) Гевелия. Перевод в рукописи сохранился до нашего времени.

Голландский     купец   и шлифовальщик линз Антоний Левенгук (1632—1723) изго­товил более 200 микроскопов примитивной     конструкции. Лучшие его приборы давали увеличение до 270 раз. В сво­их письмах Лондонскому ко­ролевскому обществу Левен­гук описывал то, что видел: в костях описал систему, тон­ких трубок, дал грубое описа­ние костных телец (открытых через   200   лет   Пуркинье), описал зубную   эмаль,   эри­троциты, сперматозоиды жи­вотных,  полосатость   произ­вольных мышц, строение хру­сталика,  простейших  живот­ных,   микроорганизмы    (це­почки, спириллы,    палочки). Свои    сочинения     Левенгук писал на родном — голланд­ском языке.

Развитие клиники внут­ренних и инфекционных бо­лезней. Общее направление культуры в период разложе­ния феодализма и возникно­вения капиталистических от­ношений, а также устремле­ние внимания на материаль­ный мир, на овладение сила­ми природы сказались на ле­чебной медицине.

На поводу у них пришли поиски «природы болезни», что сказалось в наблюде­нии над больными, собирании и систематизации симптомов болезни и уста­новлении последовательности их развития. Однако, несмотря на достиже­ния анатомии и физиологии, клиника (в особенности основная клиническая специальность — терапия) в течение долгого времени отставала и не использовала этих достижений.

В XVI—XVII веках жизнь поставила перед врачами в области эорьбы с инфекционными заболеваниями и в области хирургии такие новые задачи, на которые не могли дать ответа схоластическая средне-зекозая медицина и ее авторитеты.

В средние века Европа пережила многочисленные эпидемии. Причи­нами частых эпидемий были усиление общения между населением различ-гых областей, крупные передвижения человеческих масс (продолжающееся тередвижение народов, крестовые походы в XI—XIII веках), увеличение населения городов и антисанитарное состояние городов. Особенно силь­ные эпидемии были в XIV веке. В 1348 г. эпидемия «черной смерти» унесла до 90%  населения в Праге, Вене, Будапеште. Из 100 млн. населения, кившего тогда в Западной Европе, вымерла Чъ часть. Эпидемия «моро-юй язвы» в XIV веке поразила с огромной силой и население России, летописи сохранили описания того, что было в городах и селах Руси.

Сталкиваясь с эпидемическими массовыми заболеваниями, средневековый врач не мог получить никаких сведений об этих болезнях в сочине-мнях знаменитых врачей древности. Рабовладельческое общество времен Гиппократа и Галена не знало больших эпидемий, и широко распростра-1енные в средние века медицинские сочинения древности не давали ответа на вопрос, как лечить инфекционные заболевания (их распознавание, учение и предупреждение). Путем наблюдений врачи и население рас­ширяли свои сведения о заразных болезнях. На основании тяжелого опы-а в средневековье были разработаны некоторые противоэпидемические мероприятия: установлены карантины для приезжих во время эпидемий, рачи на службе городов, введены санитарные правила- Привратникам у ородских ворот было предписано осматривать приезжающих и приходя­щих в город в целях обнаружения больных.

В России принимались меры по борьбе с эпидемиями. Летописи от-гечают, что еще во время эпидемии «черной смерти» в середине XIV века страивались пограничные заставы с кострами. В начале XVI века жа-.общик критиковал мероприятия властей и писал: «Вы ныне пути за-раждаете, дома печатаете, попам запрещаете к болящим приходити, мерт-ых телесы из града далеко измещете...» В летописях также описаны стройство лесных засек вокруг «заморных мест», изоляция пораженных пидемией частей города («запирание улиц»).

Обобщение разрозненных сведений о заразных болезнях, попытку лассификации этих болезней и внесения большей ясности в представле-[ия об их сущности и путях их передачи сделал в XVI веке итальянский рач и философ Джироламо Фракасторо (1478—1553), который истематизировал, обобщил установленное его предшественниками, разра-отал положение о специфическом и размножающемся заразном начале — контагии» и дал направление дальнейшему исследованию заразных бо-езней. Заразой (контагием) Фракасторо считал поражение, переходящее т одного к другому.

Свои взгляды Фракасторо изложил в ряде сочинений, из которых сновным является опубликованное в 1546 г. «О контагии, контагиозных олезнях и лечении» '. В своих трудах Фракасторо обнаружил большую

клиническую наблюдательность, дал точные описания нескольких зараз­ных заболеваний, показал, что широко принятая в те времена болезнен­ная форма «чумная лихорадка» (febris pestica) представляет собой дв различные болезни (чума и сыпной тиф, лихорадка с чечевицей, лихо­радка с укольчиками), установил различия между lepra graecorura Слоно­вость) и lepra araborum (проказа), показал, что широко распространенный тогда сифилис является особой болезнью, а не измененной формой про­казы или сапа, как тогда считали многие.

Фракасторо разделял догадку о мельчайших невидимых началах з -разных болезней, передающихся от больного человека к здоровому, ин признавал, что контагий (источник заразы) телесен, материален, что за­раза представляет собой невидимые, «недоступные нашим чувствам ча­стицы», которые Фракасторо называл семенами заразы. Фракасторо утверждал, что контагии бывают трех родов: «Одни поражают только 'через    соприкосновение, другие, кроме   того,    оставляют   еще    очаг    и являются контагиозными через последний. Некоторые же контагии рас­пространяются не только через сопри к оси овен не или посредством одного лишь очага, но еще и на расстоянии». Очагами Фракасторо называл одежду, деревянные и другие предметы, которые сами по себе остаются неиспорченными, но способны сохранять первичные семена контагия и по­ражают при помощи последних. Из учения об «очаге» в его понимании Фракасторо сделал вывод о необходимости уничтожения зараженных вещей и о возможности дезинфекции их особыми порошками.

Труд Фракасторо приблизился к научной эпидемиологии. Он завер­шил развитие представлений о заразных болезнях к концу средневе­ковья.

Развитие хирургии. В средние века хирургов не принимали в корпо­рацию ученых врачей, они были на положении исполнителей, почти слуг. Это резкое правовое и бытовое разделение врачей (докторов) и хирургов являлось отражением общего сословно-цехового строя средневековья. Наи­более полного развития этот сословно-цеховой строй медицины достиг во Франции, главным образом в Париже. Высшее место занимали доктора, объединенные в факультетскую корпорацию при университете. Хирургам, объединенным в свои корпорации, строго воспрещалось переступать гра­ницы их ремесла, выходить за пределы точно регламентированных опера­ций. Желавший изучить хирургию поступал к одному из мастеров в ка­честве ученика. Ученики сопровождали мастеров в их частной практике, выполняли манипуляции по их поручению и так готовились к будущей деятельности. Хирурги делились на две ступени, правовое положение ко­торых резко различалось. Деятельность одних хирургов сводилась к кам­несечениям и некоторым другим операциям; вторую категорию состав­ляли цирюльники, проводившие малую хирургию — кровопускания. Самой низшей группой были банщики, снимавшие в банях мозоли и выполняв­шие некоторые другие процедуры. Поддерживавшаяся материальными интересами борьба докторов с хирургами, хирургов с цирюльниками, бан­щиками и т. п. продолжалась несколько веков и полна интриг, судебных процессов и т. и. Однако в то же время создавались предпосылки для последующих крупных успехов хирургии.

Официальная факультетская медицина сводилась к заучиванию тек­стов и словесным диспутам, в ней не было места клиническим наблюде­ниям и пониманию процессов, протекающих в организме. Тесно связан­ная с богословием в области «теории», а на практике ограничивавшаяся слабительными, клизмами и назначением кровопусканий, она была бес­сильна в оказании действенной помощи больным. Хирурги обладали прак­тическим опытом и вели конкретные наблюдения. Среди них было, не­сомненно, известное число шарлатанов и еще больше невежд, но были и добросовестные эмпирики, которые могли в ряде случаев оказать боль­ным нужную помощь.

Особенно сказывались преимущества хирургов на полях сражений, где нужно было лечить раны, извлекать стрелы, позже — пули, лечить переломы; все это входило в компетенцию хирургов, а не докторов. Из многочисленных войн средневековья (крестовых походов и др.) хирур­гия вышла значительно обогащенной. В той же Франции, где официаль­ная медицина особенно упорно сопротивлялась признанию равноправия хирургии, хирурги раньше всего добились этого равноправия. Объединения хирургов получили право, помимо индивидуального ученичества, откры­вать школы хирургов. Школы эти завоевывали все лучшую репутацию и, наконец, в середине XVIII века, несмотря на сопротивление факультета, было открыто высшее учебное заведение — хирургическая академия, вскоре приравненная в правах к медицинскому    факультету. Когда    же французская резолюция закрыла вместе с други­ми учреждениями феодального прош­лого университеты и входившие в их состав медицинские факультеты «как очаги реакции и пустословия», то именно хирургические академии и училища послужили основой для со­здания высших медицинских школ нового типа.

Следы цехового разделения ме­дицинских работников в эпоху фео­дализма имелись в западных частях нынешней территории СССР: в за­падных украинских землях (во Льво­ве), в Латвии (в Риге). Московская Русь не знала цехового деления ле­карей.

Изменения характера войн в свя­зи с введением в XIV веке огне­стрельного оружия потребовали со­ответствующих изменений в методах хирургической помощи раненым. Ог­нестрельное оружие существенно из­менило характер ранений: вместо прежних колотых и рубленых ран от стрелы,    копья    и    меча   появились огнестрельные раны, отличающиеся своими размерами, поверхностью и ос­ложнениями. Огнестрельные раны считались отравленными. Внешний вид таких ранений в условиях стрельбы на близком расстоянии с примене­нием древесного пороха и литой пули давал основание к такому предпо­ложению. Для борьбы с гипотетическим отравлением раны применялись жестокие по своему характеру мероприятия: прижигание огнестрельных ран раскаленным железом или заливание их кипящим маслом.

В середине XVI века французский хирург Паре показал вредность подобного обращения с огнестрельными ранами и ввел в практику более гуманные маслянистые повязки. Амбруаз Паре (1510—1590) приоб­рел свои знания на практической работе в Парижской больнице. В 1536 г. во время военной кампании в Италии у Паре не хватило кипя­щего масла для того, чтобы залить раны всем раненым обслуживаемого им отряда. Использовав опыт итальянского народа, Паре покрыл раны смесью яичного желтка и скипидаром.

«Всю ночь я не мог спать, — писал Паре, — я опасался застать своих раненых, ко­торых я не прижег, умершими от отравления. Встав пораньше, я, к своему изумлению, застал, однако, этих раненых бодрыми, хорошо выспавшимися, с ранами невоспален­ными и нспрнпухшими. В то же время других, раны которых были залиты кипящим маслом, я нашел лихорадящими, с сильными болями и с припухшими краями ран. Тогда я решил никогда больше не прижигать так жестоко несчастных раненых».

Проведя проверку своих наблюдений, Паре в 1545 г. опубликовал книгу о более гуманном лечении огнестрельных ран. Паре издал ряд своих сочинений по анатомии, хирургии, о вправлении вывихов, об аку­шерской помощи и лечении переломов. Паре был выдающимся хирургом: он улучшил технику ампутаций и операции грыжесечения, ввел в прак­тику забытые оперативные приемы (трахеотомию, операцию при заячьей губе, торакоцентез), применил перевязку крупных кровеносных   сосудов в ране (взамен прижигания кровоточащего сосуда). Паре предложил сложные ортопедические приборы — искусственные конечности, суставы с системой зубчатых колес и пр. Ему не удалось лично осуществить большинство предложенных им ортопедических усовершенствований, но рисунки Паре впоследствии продвинули вперед научную мысль. В аку­шерстве Паре применил поворот на ножку, известный еще древнеиндусским врачам, но также забытый в средние века.

Паре писал на разговорном французском языке, что представляло тогда неслыханное нововведение. Представители официальной науки воз­мущались и нападали на «невежду», дерзающего выступать со своими предложениями.

Опубликование крупного произведения на понятном всем языке дела­ло достижения хирургии общедоступными. Именно этого и опасались представители официальной науки.

Будучи известным хирургом и автором многих книг, Паре стал доби­ваться степени доктора медицины, но ему в этом отказал медицинский факультет Парижского университета, мотивируя свой отказ тем, что Паре не учился в университете, не знал латинского языка, не изучал класси­ческие произведения средневековой медицины и писал свои сочинения на французском языке. Только вмешательство короля, личным врачом кото­рого был Паре, помогло ему получить степень доктора медицины.

Клиническое преподавание. Клиническое (у постели больного) наблю­дение при лечении и при обучении будущих врачей знала древнегрече­ская медицина Гиппократа, медицина в арабских халифатах и в Салерн-ской школе. Позднее медицинские факультеты средневековых универси­тетов Западной Европы, построив свое преподавание схоластически, по книгам, на многие столетия отказались от обучения студентов у постели больного.

Возобновил клиническое преподавание медицины в XVI веке врач Монтано (1489—1552) в Падуанском университете. Монтано учил лечить больного, наблюдая его у постели, посещая его и часто видя больного. «Источник медицинской науки — только у постели больного», «Учить можно не иначе, как посещая больных»,— таковы были основные положе­ния Монтано. Но опыт Монтано и его немногочисленных последователей не получил широкого признания и распространения. Практические врачи отставали от достижений отдельных ученых и передовых научных центров. Врачебная практика сохраняла черты средневековой медицины. Обучение на медицинских факультетах в университетах Западной Европы по-преж­нему оставалось схоластическим, книжным и сохраняло традиции средне­векового галенизма.

Клиническое обучение студентов получило дальнейшее развитие в Нидерландах, где в Лейденском университете была создана клиника, чем данный университет в XVII веке отличался от большинства современных ему университетов. Особенно большую роль во введении и пропаганде клинического преподавания сыграл в Лейдене Герман Бургав (1668—1738).

Принцип обучения врачей у постели больного имел свои традиции в России. В 1682 г. был дан указ о создании в Москве двух «шпитален, где бы больных лечить и врачов учить было мочно». Схоластика, господ­ствовавшая в западноевропейских странах, не имела большого влияния в России. Это привело к сближению нашей медицины с передовыми ме­дицинскими центрами—Падуей и Лейденом, где в основе преподавания медицины лежал тот же принцип.

В XVIII веке у русской медицинской науки сложились связи с Лейде­ном, где преподавание велось клинически.

В Лейденском университете Бургав преподавал ряд дисциплин, но наибольшую известность получил как преподаватель клиники внутренних болезней и общей патологии. К нему приезжали учиться студенты и, врачи из других стран, его заслуженно звали «всей Европы учитель», так как многочисленные ученики способствовали распространению еп> учения и методов в разных странах. Учениками Бургава были клиницист Ван Свитен в Вене, физиолог Альбрехт Галлер — в Германии и Швей­царии, французский врач-материалист Ламетри.

В России следовал методам Бургава и преподавал «по-бургавински» основатель Московского госпиталя и школы при нем выходец из Лейде­на Николай Бидлоо.

Написанные просто и ясно сочинения Бургава были широко известны врачам XVIII века. «Афоризмы» Бургава в середине XVIII века были напечатаны для русских военных врачей. Бургав механически понимал процессы, происходящие в здоровом и больном организме, и трактовал их упрощенно: воспаление он объяснял трением застоявшейся в мельчайших сосудах крови, образование тепла в теле — трением крови о стенки сосу­дов. Дыхание, пищеварение и прочие процессы он также понимал огра­ниченно, механически — «по законам механики, гидростатики, гидравлики» и пр. Рисуя в своих «Медицинских установлениях» образ совер­шенного врача, Бургав говорил: «Я