РАЗВИТИЕ МЕДИЦИНЫ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА В СВЯЗИ С УСПЕХАМИ ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУК

Главная » История медицины » РАЗВИТИЕ МЕДИЦИНЫ ВО ВТОРОЙ ПОЛОВИНЕ XIX ВЕКА В СВЯЗИ С УСПЕХАМИ ЕСТЕСТВЕННЫХ НАУК

Во второй половине XIX века медицина в своем развитии в значительной степени приблизилась к естествознанию. Шире, чем ранее, стали использовать данные физики, химии и биологии в различных разделах медицины: в распознавании и лечении болезни, в понимании явлений, происходящих в здоровом и больном организме, в теоретических обобщениях. Борьба материализма и идеализма нашла свое отражение в медицине и  первую очередь в ее теоретических разделах.

Формирование новых диалектических по своему существу взглядов на природу на протяжении всего XIX века происходило в процессе ост­рой борьбы между материализмом и идеализмом, диалектическими идеями и метафизикой.

Влияние материалистической философии революционных демократов на развитие естествознания и медицины в России. В середине XIX века большую роль в борьбе за материализм в естествознании, в разоблачении идеализма и агностицизма и развитии материализма сыграли русские философы — материалисты революционные демократы. Передовая материалистическая философия русских революционных демократов, вплотную подошедших к диалектическому материализму, хотя в силу объективных исторических обстоятельств и не преодолевших полностью метафизиче­скую ограниченность материализма, сыграла огромную положительную роль в развитии естествознания и медицины XIX века.

Царская Россия позже других стран вступила на путь капиталисти­ческого развития. До 60-х годов XIX века в России было очень мало> фабрик и заводов. Преобладало крепостническое хозяйство дворянпомещиков. В 50-х и в начале 60-х годов XIX века в России совершился пере­ход от первого, дворянского, этапа освободительного движения, ко вто­рому— буржуазно-демократическому этапу. Окончательно буржуазно-де­мократический этап в истории освободительного движения в России наступил после падения крепостного права в 1861 г. Сравнительно короткий отрезок времени (50-е и начало 60-х годов), насыщенный крупными историческими событиями, был переломным периодом в жизни России. Помещики-крепостники не могли помешать росту товарного обмена России с Европой, не могли удержать старых, рушившихся форм хозяйства. «Крымская война показала гнилость и бессилие крепостной России. Кре­стьянские бунты , возрастая с каждым десятилетием перед освобожде­нием, заставили первого помещика Александра II признать, что лучше освободить сверху, чем ждать, пока свергнут снизу».

Феодально-крепостнический строй России переживал глубокий кризис: феодальные отношения тормозили развитие и сельского хозяйства и промышленности. Самодержавие было вынуждено пойти на «освобождение» крестьян под давлением нараставших в стране оппозиционных настроений, тем самым принимая на себя исполнение программы, противоречащей принципам самодержавия. Но сложившаяся в это время революционная ситуация, свидетельствовавшая о том, что в стране назрела буржуазно-демократическая революция, не привела к революции. Стихийно поднимавшееся на борьбу крестьянство оставалось разрозненным и неорганизованным и не могло решить революционных задач. Формировавшийся в России пролетариат еще не выступил как самостоятельная политическая сила. Буржуазия в страхе перед революционным движением народных масс в России и за рубежом готова была довольствоваться уступками со стороны царизма и помещиков и не была способна к решительной борьбе. Переход к капитализму в России в начале 60-х годов произошел, поэтому не путем буржуазно-демократической революции, а посредством буржуазной реформы, проведенной руками крепостников. Вслед за отменой крепостного права последовали реформы местного само­управления (введение земства в 1864 г.), суда, законодательства, школьного дела и т. д. В результате падения крепостного строя Россия встала на путь капитализма, хотя и после 60-х годов капиталистическое развитие страны тормозилось многочисленными и сильными пережитками крепостного строя.

Изменения, совершившиеся в общественной жизни России 50-х—на­чала 60-х годов XIX века в результате кризиса крепостного строя, а за­тем его падения, рост классовой борьбы крестьян против помещиков, переход к новому, буржуазно-демократическому этапу в российском освободительном движении вызвали развитие революционно-демократической идеологии и материалистической философии. В обстановке идеологической борьбы против реакции и либерализма революционеры-демократы 50—60-х годов XIX века отстаивали материалистическую философию и револю­ционно-демократические теории общественного развития. Первоначальной задачей русской материалистической философии 50-х — начала 60-х го­дов была борьба против скрытых идеалистических философских течений позитивизма, агностицизма. Необходимо было поднять роль естествознания, бороться против идеализма и агностицизма в естествознании, свя­зать новейшие достижения науки с материалистической философией и, опираясь на естествознание, защищать и развивать дальше основы мате­риализма.

Своей деятельностью революционные демократы оказали большое влияние на развитие в России естествознания и медицины. Революцион­ные демократы 60-х годов решали эти вопросы с материалистических пози­ций. Их воззрения явились крупным этапом в развитии материалистической философии домарксовского периода. Они понимали, что развитие естественных наук будет способствовать прогрессивному развитию экономики России, производительных сил страны и тем самым поднятию благо­состояния народа. Революционные демократы были хорошо знакомы с современным состоянием естественных наук, их основными проблемами и достижениями, в частности с только что оформленным эволюционным учением Дарвина. Н. Г. Чернышевский и его единомышленники понимали, что естественные пауки своим материалом подкрепляют положения материалистической философии.

В своих сочинениях Н. Г. Чернышевский и Д. И. Писарев пропагандировали естественные науки, подчеркивали необходимость их изучения и призывали  к этому молодежь.

Рост интереса к естествознанию был одной из характерных черт об­щественных настроений в России в 50—60-х годах XIX века. Мировоззрение передовых кругов молодежи складывалось под влиянием пропаганды революционных демократов и успехов развития естественных наук. Это было время, когда формировались мировоззрения Д. И. Менделеева, К. А. Тимирязева, И. И. Мечникова, И. М. Сеченова, С. П. Боткина, И. П. Павлова и многих других выдающихся отечественных естествоиспытателей и врачей. Произведения А. И. Герцена, Н. Г. Чернышевского, Д. И. Писарева оказали огромное благотворное влияние    на выработку материалистических взглядов ученых. Философские и общенаучные взгляды А. И. Герцена, В. Г. Белинского, позднее Н. Г. Чернышевского, Н. А. Добролюбова, Д. И. Писарева определили основные научные пози­ции русских ученых-врачей второй половины XIX века — физиологов, патологов и клиницистов.

Н. Г. Чернышевский. Николай Гаврилович Чернышевский (1828—1889), революционер, философ, воинствующий материалист, сыграл крупную роль в развитии естественных наук и медицины в России, так как своими сочинениями он оказал большое влияние на воззрения и деятельность многих выдающихся врачей России в середине и второй поло­вине XIX века. В трудах Н. Г. Чернышевского последовательно проводилось положение о первичности материи, природы и вторичности сознания, о том, что содержание человеческого сознания и его формы причинно обусловлены развитием внешних материальных явлений, существующих вне и независимо от сознания людей. Материалистические философские убеждения Н. Г. Чернышевского основывались на достижениях современного ему естествознания. Они были проникнуты духом воинственности, непримиримости к идеализму, способствовали резкому размежеванию философских лагерей в России. Ленин в добавлениях к книге «Материализм и эмпириокритицизм» писал о Н. Г. Чернышевском: «Чернышевский — единственный действительно великий русский писатель, который сумел с 50-х годов вплоть до 88-го года остаться на уровне цельного философского материализма и отбросить вздор неокантианцев, позитивистов, махистов и прочих путаников. Но Чернышевский не сумел, вернее не мог в силу отсталости русской жизни, подняться до диалектического материализма Маркса — Энгельса» .

В ряде своих сочинений Н. Г. Чернышевский затрагивал близкие к медицине вопросы физиологии и психологии, причем в толковании этих вопросов он указал направление, по которому должны идти исследования естествоиспытателей и врачей. В сочинениях И. М. Сеченова, С. П. Бот­кина и ряда других врачей можно найти влияние воззрений Н. Г. Черны­шевского, отклики на его призывы и конкретные фактические материалы по затронутым им проблемам. Особенное значение для физиологии имело в этом отношении основное философское сочинение Н. Г. Чернышевского— «Антропологический принцип философии», опубликованное в 1860 г. Этот труд Н. Г. Чернышевский посвятил опровержению дуалистических, по существу своему идеалистических теорий, утверждавших, что существует так называемая «духовная субстанция», проявляющаяся в сознании и воле людей и якобы не зависимая от материи, природы. На основании данных естествознания, особенно физиологии, Н. Г. Чернышевский доказы­вал единство человеческого организма, причинную зависимость ощущения, понятий, воли и сознания человека от внешней материальной среды.

«...На человека надобно смотреть, как на одно существо, имеющее только одну натуру, чтобы не разрезывать человеческую жизнь на разные половины, принадлежа­щие разным натурам, чтобы рассматривать каждую сторону деятельности человека, как деятельность или всего его организма от головы до ног включительно, или, если она оказывается специальным отправлением какого-нибудь особенного органа в человече­ском организме, то рассматривать этот орган в его натуральной связи со всем орга­низмом. ...Принципом философского воззрения на человеческую жизнь со всеми ее феноменами служит выработанная естественными науками идея о единстве человече­ского организма; наблюдениями физиологов, зоологов и медиков отстранена всякая мысль о дуализме человека». Исходя из принципов материалистического монизма, Чернышевский дал в общем верное решение психофизической проблемы, но он ограничи­вался  в  данном  случае  раскрытием  физиологической  основы человеческого  сознания.

Чернышевский подчеркивал: «...физиология рассматривает будто бы особые предметы — процессы   дыхания,   питания,   кровообращения,   движения,   ощущения   и т.д., зачатия или оплодотворения, роста, дряхления и смерти. Но тут опять надобно помнить, что эти разные периоды процесса и разные стороны его разделяются только теориею, чтобы облегчить теоретический анализ, а в действительности составляют одно неразрывное целое».

В своих сочинениях Н. Г. Чернышевский проводил мысль о том, что материальным субстратом психических процессов, основой сознания, памяти, возбуждения являются органы чувств и нервная система человека и высших животных. Он критиковал вульгарных материалистов за отожде­ствление материи и сознания. В противовес вульгарному материализму Н. Г. Чернышевский подчеркивал качественное различие между физиоло­гическими и психическими явлениями, материей и мышлением.

В полемике 1860—1862 гг. идеалисты оспаривали материалистическое понимание жизненных процессов, значение физиологии для анализа сложных процессов, протекающих в организме и в особенности процессов высшей нервной деятельности. Материалистические положения Н. Г. Чернышевского, высказанные им с предельной четкостью в «Антропологиче­ском принципе философии», были встречены резкой критикой со стороны представителей богословских, религиозных и идеалистических кругов, пытавшихся доказывать, что дух господствует над телом, сознание над ма­терией, что внутренний мир человека независим от внешних предметов, что внешний опыт изучается физиологией, естественными науками, а внут­ренний — психологией и что психология должна поставить себя в полную независимость от естественных наук.

Н. Г. Чернышевский был непоколебимо уверен в способности людей познать мир, доказывал в противоположность кантианцам и другим агно­стикам, что все предметы (вещи в себе) вполне познаваемы и в своем существовании, и в своих качествах, и в своих действительных отношениях. Н. Г. Чернышевский отвергал утверждения агностиков о неспособности человека познать мир, осуждал скептицизм в науке. Он подчеркивал, что «наше время — время великих открытий, твердых убеждений в науке, и кто предается ныне скептицизму свидетельствует этим лишь о слабости своего характера или отсталости от науки, или недостаточном знакомстве с наукой». Н. Г. Чернышевский понимал пагубность для естествоиспытате­лей увлечения кантианской и позитивистской философией, агностические взгляды он называл «иллюзионизмом».

Н. Г. Чернышевский дал глубокую оценку прогрессивным сторонам учения Дарвина, выступал решительным сторонником идеи развития жи­вой природы, но справедливо отмечал, что Дарвин недооценивал влияние внешней среды на развитие организмов. Он критиковал Дарвина за то, что тот перенес в естествознание реакционную идею о «борьбе всех про­тив всех». Мальтусовскую лжетеорию «перенаселения» Н. Г. Чернышев­ский расценивал как злостную фальсификацию истины и подвергал критике.

Н. Г. Чернышевский отстаивал ведущее значение среды и воспитания в формировании человеческой личности. По поводу расовых различий он писал: «Все расы произошли от одних предков. Все особенности, которы­ми отличаются они одна от другой, имеют историческое происхождение». «Рабовладельцы были люди белой расы, невольники — негры, поэтому защита рабства в ученых трактатах приняла форму теории о коренном различии между  разными  расами  людей».

Н. А. Добролюбов. Соратник и единомышленник Н. Г. Чернышевского Н. А. Добролюбов (1836—1861) высоко оценил значение естествознания в борьбе за материалистическую философию. Обучаясь в Духовной семинарии и позднее в Педагогическом институте в Петербурге, Н. А. Добролюбов подробно ознакомился    с состоянием    естественных наук, выработал (последовательно материалистические взгляды на природу. Н. А. Добролюбов критиковал идеализм за попытки представить при­роду творением духа, отыскивать нематериальные начала в природе, разоблачал дуалистические теории, пытавшиеся раздваивать мир на мир види­мых и материальных явлений и мир непознаваемых духовных ценностей. Н. А. Добролюбов повторял и развивал положения Чернышевского о том, что в природе человека нет дуализма.

В ряде его выступлений (переводы, в основном рецензии на выходившие в те годы книги) Н. А. Добролюбов с большой глубиной высказал ряд положений по вопросам, близким к медицине. Для врачей особый ин­терес представляют два сочинения Н. А. Добролюбова, посвященные раз­бору выступления идеалиста Берви, читавшего в конце 50-х годов физио­логию в Казанском университете. Берви опубликовал книгу «Физиологи-ческо-психологический сравнительный взгляд на начало и конец жизни», в которой резко критиковал материалистическое направление в физиологии и медицине и изложил крайне реакционные мысли. Разбирая книгу Берви, Н. А. Добролюбов показал, что «направление естественных наук для г. Берви пуще ножа вострого. Из-за естественных наук он негодует на все наше время... Кажется, мы немного погрешили бы, если бы даже отнесли время образования г. Берви к средним векам... Исследование новейших натуралистов совершенно неизвестны г. Берви». «...Мудрено ли же, что при таком состоянии своих познаний г. Берви крайне недоволен нашим временем, в которое естественные науки сделали такой огромный шаг вперед, примиривши философские рассуждения о силах природы с результатами опытных исследований над материей. Ныне в естественных науках усвоен положительный метод. Все выводы основываются на опытных фактических данных, а не на мечтательных теориях, когда-то и кем-то состав­ленных наобум, и не на старых гаданиях, которыми в старые времена до­вольствовалось невежество и полузнание».

Мышление, духовная жизнь человека рассматривалась Н. А. Добролюбовым как высший результат развития материи. Признавая сложное строение человеческого мозга, Н. А. Добролюбов призывал к его изучению. В работах отечественных исследователей Н. М. Якубовича, Ф. В. Овсянникова, В. А. Беца и их продолжателей ясно видны отклики на этот призыв Н. А. Добролюбова.

Д. И. Писарев (1840—1868) был страстным революционным публицистом и выдающимся мыслителем, борцом за уничтожение крепостни­чества и освобождение трудящихся, воинствующим материалистом и атеи­стом. Материалистически решая основной вопрос философии, Д. И. Писарев доказывал, что материя существует независимо от ощущения, что в ощущениях лишь отражается то, что происходит в окружающей реальной действительности. Он критиковал тех естествоиспытателей, которые ограничивались накоплением и описанием фактического материала и не подни­мались до теоретических обобщений, не раскрывали причинных связей, законов  явлений.

Особенно велико было значение борьбы Д. И. Писарева за материа­лизм против идеализма в естествознании, за развитие передовой науки в России. Он был 'пропагандистом науки, талантливым популяризатором научных открытий. Одним из первых в России Д. И. Писарев выступил с блестящей пропагандой дарвинизма. Он отмечал, что «почти во всех отраслях естествознания идеи Дарвина производят совершенный переворот» и явятся руководящей нитью, «которая свяжет между собою множество сделанных наблюдений и направит умы исследователей к новым, плодотворным открытиям». Популяризируя теорию Дарвина, Д. И. Писа­рев подчеркивал роль внешней среды в формировании  видов, обосновы­вая положение о наследовании приобретенных признаков как закона раз­вития природы. «Все разнообразные формы организмов, существующие на земном шаре, порождены влиянием условий жизни и естественного выбора».

Д. И. Писарев боролся с витализмом, стоял на стороне Н. II . Чернышевского в спорах после напечатания последним книги «Антропологический принцип в философии». Д. И. Писарев писал: «Надо полагать, и надеяться, что понятие „психическая жизнь", „психологическое явление" будут со временем разложены на свои составные части». В ряде своих статей Д. И. Писарев останавливался на вопросах физиологии и медицины, подчеркивал значение физики и химии для медицины. Он затрагивал и гигиенические вопросы. Д. И. Писарев рекомендовал широко распространять физиологические знания как основу личной и общественной гигиены. Он резко критиковал антигигиенический характер школьного воспитания своего времени, требовал введения в учебных заведениях физического труда, настаивал на повышении влияния школьного врача на педагогиче­ский процесс. Он подчеркивал необходимость организовать в России меди­цинскую статистику. Причины страданий трудящихся масс Д. И. Писарев видел не в «перенаселенности» и не в чрезмерном якобы росте рождаемо­сти, о чем твердили мальтузианцы и другие реакционеры, а в экономиче­ском и социальном строе современного ему общества. «Лечить это общетво,— писал Писарев,— надо радикальными экономическими преобразова­ниями... Настоящее зло именно и состоит в тяжелом положении масс...».

Своей пламенной пропагандой естественных наук Д. И. Писарев поднял в представлении передовой русской интеллигенции значение есте­ственных наук для практической жизни народа и для выработки правиль­ного миросозерцания. В воспоминаниях о своей молодости И. П. Павлов рассказал, какое влияние статьи Д. И. Писарева оказывали на формирован­ие взглядов молодежи. И. П. Павлов в 1874 г. на своей студенческой работе «О нервах, заведывающих работою в поджелудочной железе» написал девиз, явно навеянный трудами Д. И. Писарева: «Лучшая школа для человеческого мышления — самостоятельные естественнонаучные исследования».

Материалистические воззрения и научные открытия отечественных естествоиспытателей второй половины XIX века. Характерной чертой естествознания в России во второй половине XIX века являлась самостоятельность, оригинальность, дух новаторства. Оно не «переписывало» и не повторяло «зады» западноевропейской науки, но сказало свое новое, веское слово. Это новое слово касалось не второстепенных деталей, более или менее существенных подробностей, частных задач. Выдающимся отечественным деятелям естествознания свойственна особая широта взглядов и задач, огромный масштаб достигнутых ими результатов. Отечественные естествоиспытатели — основоположники ряда новых наук, творцы новых направлений, создатели новых методов научного исследования и новаторы в области технических приложений. Среди выдающихся представителей отечественного естествознания были замечательные мыслители, историческое значение которых заключается не только в том, что они сделали крупные естественнонаучные открытия, значительно расширившие наши знания о природе, но и в том, что они всем своим научным творчеством оказали оплодотворяющее влияние непосредственно на формирование науч­ного материалистического мировоззрения. Эти отечественные ученые сыг­рали в истории научной мысли такую важную роль благодаря тому, что каждый из них стоял на уровне наиболее прогрессивных для своего вре­мени научных идей, широко и умело использовал их в своем научном творчестве, руководствовался  ими в своем подходе к изучению    явлений природы и, таким образом, отличался более правильным способом науч­ного мышления, чем многие современные ему естествоиспытатели.

Отечественные естествоиспытатели и врачи, явившиеся с начала раз­вития своей науки приверженцами научного эксперимента, не остановились на систематизации отдельных фактов, на голом эмпиризме. Восставая про­тив отвлеченных идеалистических систем, они с течением времени, по мере накопления данных опытного естествознания, быстро восприняли необхо­димость серьезного теоретического обобщения, что и составило отличи­тельную черту нового периода в развитии русской науки во второй половине XIX века. Решение этой задачи для отечественных естествоиспытателей и врачей было облегчено тем, что они могли опереться на такую солидную методологическую основу, какой явилась разработка основных теоретических вопросов в естествознании и общих философских проблем выдающимися ее представителями русской материалистической филосо­фии — А. И. Герценом, В. Г. Белинским, Н. Г. Чернышевским, Н. А. Доб­ролюбовым и Д. И. Писаревым. Как правило, имеющее только немногие исключения, естественнонаучный материализм в России у выдающихся представителей науки не носил половинчатого характера, был чужд двой­ственности, не связан с постоянными колебаниями, самооправданием перед официальной реакцией, что нередко отмечалось у ученых других стран. Эти черты передовых русских ученых — естествоиспытателей и представителей медицины были непосредственно восприняты ими от вели­ких русских демократов — от А. Н. Радищева, декабристов и Н. Г. Чер­нышевского, ничем не поступившихся в своих взглядах вопреки жестоким преследованиям царизма.

Отечественные ученые в области естественных наук во второй половине XIX века решали крупные проблемы современного естествознания и дали в науке крупные обобщения. Такими были исследования, открытия и обобщения Д. И. Менделеева в области химии, А. Г. Столетова — в физике, А. М. Бутлерова — в органической химии, К. А. Тимирязева — в биоло­гии и физиологии растений, А. О. Ковалевского — в эмбриологии, И. И. Мечникова — в зоологии и патологии, И. М. Сеченова — в физио­логии.

Д. И. Менделеев (1834—1907) в 1869 г. совершил одно из величайших в истории науки открытий — открыл периодический закон химических элементов и создал систему элементов. Смысл периодического закона Д. И. Менделеев сформулировал кратко: «Если все элементы рас­положить в порядке по величине их атомного веса, то получится периодическое повторение свойств. Это выражается законом периодичности: свой­ства простых тел, также и формы и свойства соединений элементов, нахо­дятся в периодической зависимости... от величины атомных весов эле­ментов».

Ф. Энгельс высоко оценил открытие Д. И. Менделеева:

«Менделеев, применив бессознательно гегелевский закон о переходе количества в качество, совершил научный подвиг, который смело можно поставить рядом с откры­тием  Лсверье.  вычислившего орбиту  еще  неизвестной  планеты — Нептуна»

Д. И. Менделеев выступал против идеализма в естествознании и против агностицизма. Ссылаясь на человеческую практику, Д. И. Менделеев находил веские и неопровержимые аргументы против агностицизма Юма и Канта. Он с глубоким оптимизмом утверждал: «...Нет повода видеть где-либо грани познанию и обладанию веществом».

Д. И. Менделеев был большим патриотом, его глубоко волновали нужды России и потребности народа. В 1880 г. в речи на VI съезде русских естествоиспытателей и врачей Д. И. Менделеев говорил: «Нам пора подумать, чтобы послужить нуждам той страны, где мы живем и работаем. Работая на пользу мировой науки, мы, конечно, вносим свою дань родине, но ведь у нее есть нужды личные, местные... Будем же и создавать, чтобы не сказали когда-нибудь: они собирались, обсуждали всесторонне инте­ресы науки, а близкого, знакомого, в чем могли оказать большую пользу стране не видели. Пусть знают в России, что естествоиспытатели не схола­стики, а отдают свой долг Родине».Отечественные ученые К. А. Тимирязев, А. О. Ковалевский, В. О. Ковалевский, И. И. Мечников приняли активное участие в распро­странении и творческом развитии дарвинизма. Эволюционное учение созда­валось в России. Русские ученые—эволюционисты додарвинского перио­да— К. Ф. Вольф, А. Н. Радищев, П. А. Загорский, X. И. Пандер, П. Ф. Горяпинов, И. Е. Дядьковский, К. Ф. Рулье и др. подготовили в России почву для признания, распространения и дальнейшего развития дарвинизма. Поэтому для русской науки эволюционное учение Дарвина не было чем-то неожиданным. Теория Дарвина дала лишь более деталь­ное и каучно обоснованное объяснение того, что уже ранее высказывалось передовыми русскими учеными. Законченная форма эволюционного уче­ния— теория Дарвина — встретила в России благоприятную почву. К. А. Тимирязев, А. О. Ковалевский, В. О. Ковалевский, И. И. Мечников выступали в первых рядах защитников дарвинизма от реакционных нападок и извращений. Русские врачи вслед за ними в основном пошли по правильному пути и тем самым предотвратили русскую медицину от разлагающего влияния кризиса буржуазной науки.

К. А. Тимирязев (1843—1920) пропагандировал и защищал дар­винизм, продолжал дело Дарвина в своих специальных работах. К. А. Тимирязев был талантливым популяризатором и истолкователем дарвинизма. Этим он значительно содействовал глубокому философскому пониманию эволюционного учения. Кроме того, К. А. Тимирязев был блестящим теоретиком эволюционного учения. Своими исследованиями он внес существенный вклад в разработку учения о причинах и закономерно­стях развития органического мира, чем творчески развивал эволюционное учение.

В своей исследовательской работе по физиологии растений К.А.Ти­мирязев изучал одно из важнейших явлений природы: образование слож­ных органических соединений в зеленом листе растения из простейших веществ — воды и углекислоты —под влиянием солнечных лучей. Он дал решение одной из кардинальных проблем естествознания — фотосинтеза.

Работы К. А. Тимирязева по фотосинтезу явились блестящим завое­ванием материализма; в них дано одно из важнейших доказательств един­ства мира, живой и неживой природы.

Будучи по своей специальности физиологом растений, К. А. Тимирязев широко понимал задачи ученого-естествоиспытателя. В предназначенной для широких кругов читателей книге «Жизнь растений» К. А. Тимирязев писал: «Задача физиолога не описывать, а объяснять природу и управлять ею... Его прием должен заключаться не в страдательной роли наблюдателя, а в деятельной роли испытателя... Он должен вступить в борьбу с природой и силой своего ума, своей логики вымогать, выпытывать у нее ответы на свои вопросы для того, чтобы завладеть ею и, подчинив ее себе, быть в состоянии по своему произволу вызывать или прекра­щать, видоизменять или направлять жизненные явления».

К. А. Тимирязев широко пользовался историческим методом, содержащим элементы материалистической диалектики. Он критиковал вита­лизм, махизм    и    реакционную    теорию    наследственности    Вейсмана

Менделя. Он писал, что менделизм наряду с другими признаками регресса буржуазной науки был «только частным проявлением давно задуман­ной клерикально-капиталистической и политической реакции».

А. О. Ковалевский пока­зал, что зародышевое развитие всех многоклеточных животных идет в принципе одинаково, отверг прежнее представление, будто бы каждый тип животного «нечто обособленное, замкнутое в себе». Он заложил основы сравнительной физиологии беспозвоночных, развил эволюционные идеи в области эмбриологии, своими ис­следованиями дал эволюционному учению новые экспериментальные до­казательства. Дарвин называл работы А. О. Ковалевского «открытием величайшей важности». Дарвин бла­годарил русских ученых за то, что в своих работах они привели новые ма-Карл Рокитанский (1804—1878). териалы и доказательства, подкрепляющие и развивающие эволюцион­ное учение.

Развитие патологической анатомии в XIX веке. Развитие патологии в середине XIX века определялось борьбой двух направлений — гумораль­ного и целлюлярного, главными представителями которых были Рокитан­ский и Вирхов.

Карл Рокитанский (1804—1878)—венский патолог, чех по происхождению, за свою жизнь произвел более 30 ООО вскрытий и подробно   описал патологические изменения органов при различных болезнях. В изданном в 1841 —1846 гг. «Руководстве   патологической   анатомии»   Рокитанский развивал старое гуморальное направление в патологии. Даже терминология Рокнтанского напоминала учение Гиппократа:   различные   состояния жидкостей организма Рокитанский называл «кразами» и связывал с ними предрасположение к определенным патологическим процессам.    Основной причиной болезненных явлений Рокитанский считал нарушения в составе жидкостей, соков человеческого организма (дискразии). Сущность болез­ненного процесса он видел в ненормальном   смешении   соков   организма, а виденные им при вскрытии патологоанатомические изменения органов и тканей Рокитанский считал вторичными явлениями, возникшими в резуль­тате осаждения и отложения веществ из жидкостей организма. Гумораль­ная патология Рокнтанского пришла в резкое противоречие с фактическими данными, известными в его время. Вирхов же, выступая против господ­ствовавших в то время спекулятивных теорий в медицине,   стремился   к тому, чтобы все выводы обосновывались фактическими наблюдениями и чтобы представления о болезнях были связаны с их материальным субстра­том. В этих целях к изучению больного организма Вирхов применил тео­рию клеточного строения. В споре с Вирховом   Рокитанский   легко   сдал свои позиции и отказался от основных положений своей теории в пользу вирховского учения о клеточной патологии.

Следует отметить, что относительно происхождения многих патологи­ческих процессов Рокитанский выставил ряд более обоснованных положений, чем Вирхов в его теории клеточной патологии. Рокитанский писал, что там, «где анатомия доселе не могла открыть никаких органических изменений ...дол­жно ожидать объяснений от будущих исследователей в области болезней кро­ви и нервной системы...». Он считал, что «одно лишь умножение очагов по­ражения не создает общей болезни. Нельзя уничтожить болезнь, ликвиди­ровав лишь очаг поражения и не унич­тожив нарушений обмена веществ, ко­торые лежат в основе местных изме­нений».

Рудольф Вирхов (1821 — 1902) получил медицинское образование в Берлине и начал свою научную деятельность под руководством Иоган­на Мюллера. С 1843 г. Вирхов работал прозектором в берлинской больнице «Шарите». Основные свои взгляды то­го периода Вирхов выразил в 1845 г. в докладе «О необходимости и правильности медицины, основанной на механистической точке зрения». Вирхов объединил группу молодых врачей, начав­шую в 1847 г. издавать журнал «Архив патологической анатомии, физиологии и клинической медицины», получив­ший впоследствии название «Архив Вирхова». Во время общественного подъема и революции в Германии 1848 г. молодой Вирхов принимал участие в общественной жизни. Даже весьма умеренные научные и общественно-политические взгляды молодого Вирхова в 1848 г. сделали его неблагонадежным в глазах правящей буржуазии и прусского правительства. Это побудило Вирхова перейти из Берлина на кафедру патологической анатомии в про­винциальный Вюрцбург. В 1856 г. Вирхов вернулся в Берлин в качестве профессора патологической анатомии и терапии и директора Института патологии. В дальнейшем, особенно после 1870 г., напуганный Парижской коммуной, Вирхов в своей общественной деятельности выступал как ярый сто­ронник реакционной буржуазии.

Применение микроскопического исследования и клеточного учения к изучению патологических процессов дало возможность Вирхову сделать многочисленные открытия и обобщения: им был открыт лейкоцитоз, из­учены явления эмболии, тромбоза, флебита, описана лейкемия, установлена туберкулезная природа волчанки, открыты клетки нейроглии, описан трихиноз и ряд других патологических процессов.

Наряду с многочисленными фактическими достижениями Вирхов сде­лал обширное обобщение — создал в медицине направление, вошедшее в историю  науки под названием    целлюлярной    (клеточной)    патологии.

Вирхов изложил основные положения своего учения, формулируя их следующим образом: «Для всякого живого существа клетка является последним морфологическим элементом, из которого исходит всякая жизненная деятельность как нормальная, так и патологическая». «Ботаники и зоологи стали учителями физиологов и патологов. Яйца животных и соответствующие им у растений ростковые клетки замостили промежуток между отдельно живущими клетками и высшими органами». «Всякая клетка из клетки... Ненормаль­ная деятельность клеток является источником различных заболеваний... Вся патология есть патология клетки... Клетка является осязаемым суб­стратом патологической физиологии, краеугольным камнем в твердыне научной медицины». Каждая составная часть животного организма, по Вирхову, имеет свою собственную жизнь. «Жизнь организма есть не что иное, как сумма жизней отдельных клеток, которые соединены в нем. Местом, где разыгрываются патологические процессы, служат сами клетки и примыкающие к ним территории». Из приведенных цитат ясно видно, что Вирхов, провозгласив клетку элементарной и автономной жизненной единицей, переоценивал ее роль. Организм не представлялся Вирхову качественно отличным от входящих в него клеток, а сводился к  сумме  клеток.

Болезнь Вирхов считал чисто локальным процессом, местным изменением клеток организма, недооценивая роль общих процессов. Он не понимал организм в его целостности и индивидуальности, в его нераз­рывном единстве с окружающей средой. Для представителей локалистической, органоидной, целлюлярной патологии нет болезней, не имеющих местной локализации, и даже самая постановка вопроса об общих для всего организма болезнях для них является нелепостью. Вирхов писал: «Я утверждаю, что ни один врач не может правильно мыслить о болез­ненном процессе, если он не в состоянии указать ему места в теле... Патологические явления... всюду приводят нас к тому же целлюлярному началу, они всюду противоречат мысли о единстве организма... Нужно отбросить баснословное единство и иметь в виду отдельные части, клетки как причину существования».

Вирхов подходил к проблемам механически и не понимал качествен­ного своеобразия органического по отношению к неорганическому. По его мнению, органические процессы, подобно неорганическим, управляются только законами механики, физики и химии. Вирхов писал: «Напрасно стараются найти противоположность между жизнью и механизмом... Электрические процессы в нерве совершаются не иначе, чем в телеграф­ной проволоке... Живое тело производит свою теплоту вследствие сжигания, подобно тому, как это происходит в печи: крахмал превращается в растение и гликоген — в сахар, как на заводе». Вирхов отрицательно относился к эволюционному учению Дарвина. Основной порок вирховской патологии заключается в том, что она игнорирует принципы развития организма. Вирхов считал, что идеи дарвинизма влекут к «опасному» социализму, и принципиально отвергал учение Дарвина.

Вирхов выполнил существенно важную для своего времени работ; в области описания классификации и терминологии основных патологических состояний. Он впервые выделил ряд новых нозологических фора (мутное набухание различных органов, амилоидоз, лейкемия и др.). Это по своему характеру аналитическая работа восполнила существовавшие в то время в медицине пробел и для своего времени была прогрессивной Выдвинутая же Вирховом теория клеточной патологии уже в момент ее зарождения была антинаучной, антидиалектической, антиисторической Теория Вирхова оказала большое тормозящее влияние на развитие теоретической и клинической медицины во второй половине XIX в. В тече­ние ряда десятилетий авторитет Вирхова пользовался широким признанием. Его многочисленные ученики и приверженцы    продолжали    вести работу   в   его   духе;  многие при этом в своем одностороннем увлечении пошли дальше своего учителя и искали сущность болезни исключительно в клетках. В зарубежной медицинской науке клеточная патология в вирховском духе до настоящего времени является основным направлением, так как методологические основы этого направления полностью соответ­ствуют буржуазной идеологии и неразрывно связаны с ней. Буржуазная наука,  призванная  защищать  «незыблемость»  основ капитализма, отрицает и учение о развитии. Поэтому    буржуазные    ученые    отстаивают антиэволюционные принципы и положения клеточной патологии Вирхова. Созданное Вирховом локалистическое направление завело   западноевропейскую медицину в тупик,    из    которого    многие    западноевропейские ученые до сих пор не могут выбраться: без рассмотрения организма в его целостности, в его неразрывной связи через посредство нервной системы с внешней средой медицина развиваться не может.

Ошибочные в основном положения клеточной патологии Вирхова встретили резкую критику со стороны передовых отечественных ученых. Казанский анатом Е. Ф. Аристов уже в 1859 г. ясно видел ошибочность взглядов Вирхова, резко критиковал основные положения учения Вирхова, разоблачил его идеализм и показал, что идеалистическая концепция Вир­хова о «притягательной силе» тканей обезоруживает практических врачей, лишает их руководства к действию, к лечению болезней. Е. Ф. Аристов не соглашался со взглядами Вирхова на универсальную, применимость локалистического принципа и на примере цинги едко высмеивал теорию Вирхова об «исходной точке» каждой болезни. Е. Ф. Аристов отмечал тесную зависимость организма человека от внешней среды и опосредст­вование внешнего во внутреннем. Резко критиковал ошибки Вирхова молодой И. М. Сеченов. В тезисах своей докторской диссертации в  1860 г. он писал:  «Клеточная    патология, в основе    которой    лежит физиологическая самостоятельность клеточки или, по крайней мере, гегемония ее над окружающей средой, как принцип ложна. Учение это не более-как крайняя ступень развития анатомического направления в физиолоии». И. П. Павлов указывал, что. «одна патологическая анатомия не может дать полного анализа, полного знания механизма болезненного-процесса. Она для этого слишком грубый прием». Исследования И. М. Се­ченова и И. П. Павлова утвердили представление об организме как еди­ной, целостной системе и в корне отвергли основы вирховской целлюлярной патологии.

Среди возражавших Вирхову следует назвать Н. И. Пирогова. Кри­тику «механической теории пиемии» Вирхова он дал в «Началах общей военно-полевой хирургии». Неверное положение вирховской клеточной патологии о том, что в основе всякого патологического процесса лежат местные изменения клеточных элементов, вызвало резкие возражения со стороны русских патологоанатомов М. М. Руднева и Н. П. Иванов­ского. Против утверждений Вирхова высказывался К. А. Тимирязев. Основоположники отечественной терапии С. П. Боткин и А. А. Остроумов: отвергли положение Вирхова о ведущей роли местных явлений в картине болезни. Патологическая анатомия в России развивалась в непосредственной связи с клиникой. Регулярные вскрытия трупов умерших в госпиталях, установленные в России еще в первой половине XVIII века, -начались ранее, чем в других странах. В Московском университете, Петербургской и Московской медико-хирургических академиях патологическую анатомию в первой половине XIX века преподавали анатомы в курсе 'нормальной анатомии и клиницисты в курсах патологии и терапии. Передовые русские врачи понимали значение патологической анатомии для клиники. Чтение-специального курса патологической анатомии было начато профессорами-клиницистами (И. В. Буяльский, И. Е. Дядьковский, А. И. Овер, Н. И. Пирогов и др.) еще до основания специальных кафедр. К середине XIX века в России созданы условия для выделения специальной ка­федры патологической анатомии. В 1849 г. в Московском университете была организована первая в России самостоятельная кафедра патологиче­ской анатомии.

Первый профессор патологической анатомии в Московском университете А. И. Полунин (1820—1888) в своих работах подчеркивал значе­ние нервной системы в патологических процессах, происходящих в орга­низме. Критикуя односторонность как гуморального учения Рокитанского,.. так и целлюлярной патологии Вирхова, А. И. Полунин писал, что для организма одинаково важны и соки, и твердые части, и что изменения, происходящие в одних, влекут за собой изменения в других. Возвратившись в 1845 г. после поездки по Западной Европе, А. И. Полунин отмечал, что в то время немецкие клиницисты недостаточно внимания уделяли патологической анатомии. «Учащиеся не имеют,— писал А. И. Полунин,— права присутствовать при вскрытии всех умерших в Charite. Самые вскрытия производятся большей частью небрежно, поверхностно. Вообще нельзя не упрекнуть клинических преподавателей берлинских в неизвинительном небрежении к патологической анатомии».

В 1859 г. самостоятельная кафедра патологической анатомии была организована в Петербургской медико-хирургической академии. Ярким представителем патологической анатомии в Петербурге был М. М. Руд­нев (1837—1878). Он сделал микроскоп для студентов академии таким же обыденным орудием исследования, каким ранее служили секционный нож и невооруженный глаз. М. М. Руднев подчеркивал значение патологической анатомии для клиники и необходимость привития студентам практических навыков. Он выступал против крайностей учения Вирхова: «Неверно, что вся сущность болезненных расстройств приписывалась изменению клеточных элементов ...ибо болезни могут состоять в изменении как плотных, так и жидких частей тела». М. М. Руднев придавал определенное значение роли нервной системы в патологических процессах. В своих многочисленных научных исследованиях в различных разделах патологической анатомии М. М. Руднев пользовался экспериментальным   методом.

Советские ученые показали, что идейно-методологические основы учения Вирхова метафизичны, что они находятся в резком противоречии с передовой биологической наукой и медициной, с материалистическими представлениями о развитии органического мира, о взаимоотношениях между организмом и окружающей его средой. Огромное количество фак­тов и данных, накопленных в медицине, особенно в отечественной, с пол­ной очевидностью показало научную несостоятельность доктрины вирховской клеточной патологии, невозможность с помощью ее объяснить сущ­ность патологических явлений. Методологическая порочность вирховской патологии была отмечена еще в критических выступлениях основоположников марксизма-ленинизма, в частности Ф. Энгельса, а также классиков русской медицинской науки И. М. Сеченова и С. П. Боткина. Большое значение для критического освещения несостоятельности учения о клеточной патологии имели исследования советских ученых.

Обобщение накопленных критических данных позволяет сформулиро­вать следующие основные положения. Сторонники вирховской клеточной патологии, оводя сущность патологических процессов к морфологическим нарушениям клеток, направляли изучение заболевания организма в сто­рону узко морфологического описания местных изменений клеток, органов и тканей; отрывали морфологию от физиологии. Последователи клеточной патологии фиксировали свое внимание главным образом на исследовании результатов патологических явлений, а не на самом процессе их развития; поэтому одним из главных методологических пороков этого направления являлось, игнорирован и р. принципа развития и исторического метода из­учения болезней. Метафизический характер клеточной патологии проявляется также в том, что ее последователи рассматривали изменения в ор­ганах и клеточной структуре как чисто местный процесс, в результате чего изучение патологических процессов в системе организма как целого игнорировалось. Это было обусловлено тем обстоятельством, что сторон­ники вирховского направления отрицали единство и целостность организма.

В учении об этиологии и патогенезе болезней последователи вирховской клеточной патологии стояли на позициях упрощенно механического объяснения их сущности, рассматривая их как результат непосредственного воздействия внешних раздражителей на клетки организма. Такой упрощенный подход исключал возможность вскрытия закономерностей и механизмов развития болезней как реактивных нарушений функциональных отправлений важнейших систем организма в целом. Клеточная патология Вирхова в течение ряда десятилетий тормозила многие прогрессивные стороны теоретических и клинических разделов медицины и своим авторитетом поддерживала в биологии, патологии и клинике реакционные  направления  и  идеи.

Теоретические положения органопатологии привели врачей к увлече­нию узкой специализацией. Появилось много специалистов по данному органу или даже по отдельному заболеванию, которые не понимали жизни организма в целом и связей организма с внешней средой. Другим следствием крайностей органной  патологии  явилось увлечение специфическими лекарствами. Интересы капиталистических фирм, получающих большие прибыли от этого увлечения специфическими лекарствами, способствовали расширению этой отрасли фармации во вред развитию меди­цины, так как целые поколения врачей воспитывались в духе слепого поклонения перед патентованными лекарствами, в духе пренебрежения к методам общетерапевтического воздействия и гигиеническим требова­ниям, способствующим излечению и предупреждению заболеваний. Вирховское учение способствовало забвению тех гигиенических основ терапии, которые были характерны для выдающихся врачей предшествующей эпохи.

В противоположность вирховской целлюлярной патологии, направ­ляющей изучение болезней в сторону узкого «морфологизма, передовые деятели отечественной медицины С. П. Боткин и И. П. Павлов выдвигали перед врачами и исследователями требования глубокого физиологического подхода к изучению болезней и методов их лечения. Одной из наиболее плодотворных идей этих великих ученых была идея нервизма. Сущность ее сводилась к тому, что закономерности и механизмы развития заболеваний организма самым интимным образом связаны с функциональными и трофическими нарушениями отправлений центральной нервной системы.

Развитие физиологических наук во второй половине XIX века. Применение эксперимента в медицине. XIX век характерен большим количеством крупных открытий в биологии, физиологии и патологии на основе экспериментов па животных. Отказ от метафизического взгляда на при­роду, отход от признания непроходимой грани между человеком и животными, развитие диалектического взгляда на природу, признание род­ства человека с животными и особенно эволюционное учение способство­вали тому, что естествоиспытатели и врачи стали шире применять экспе­римент на животных для уяснения закономерностей жизни человеческого организма. В первой половине XIX века много экспериментов на животных проводили Ф. Мажанди, И. Мюллер, А. М. Филомафитский, Н. И. Пирогов. Особенно широко эксперимент в медицине стали применять во второй половине XIX века. Экспериментальным путем стреми­лись разрешить проблемы физиологии, затем перешли к изучению на животных действия лекарств, в первую очередь растительного происхож­дения, затем и лекарств, полученных химическим синтетическим путем. Затем эксперимент стали применять к изучению патологических болез­ненных явлений. В конце XIX века исключительное значение эксперимент на животных приобрел в развитии микробиологии. В развитии эксперимента в медицине второй половины XIX века крупную роль сыграли во Франции К. Бернар, в Германии—К. Людвиг и Г. Гельмгольц, в России— И. М.Сеченов, И. П. Павлов, Н. Е. Введенский и В. В. Пашутин.

Клод Бернар. В середине XIX века Клод Бернар поставил задачу создать экспериментальную медицину, объединяющую физиологию, пато­логию и терапию. Клод Бернар (1813—1873) начал работать в 1841 г. в Париже у физиолога Мажанди и в дальнейшем, в 1855 г., заменил его на кафедре экспериментальной медицины в Париже. Клод Бернар прово­дил экспериментальные исследования по различным разделам физиоло­гии: он изучал функции спинного мозга, влияние нервной системы на физиологические и патологические явления, выяснил роль секретов пище­варительного канала в процессе пищеварения (слюны, желудочного, ки­шечного и панкреатического сока), установил гликогенную функцию пе­чени, открыл сосудодвигательную функцию симпатической нервной си­стемы и показал ее влияние на процессы крови и теплоотдачи. В своих исследованиях Клод Бернар охватил многие отделы физиологии того времени, как общей и нормальной, так И патологической.

Обширный экспериментальный опыт дал Клоду    Бернару    возможность оставить крупный след в ряде отраслей физиологии. Наибольшую известность получили работы Клода Бериара по изучению обмена сахара и организме и функции печени. Клод Бернар    впервые   установил, что печень скопляет в своих клетках принесенный с кровью сахар и превра­щает его в гликоген. Ранее эта функция печени была неизвестна. Таким путем Клод Бернар впервые открыл животный крахмал. Далее он указал, что гликоген в печени может быть образован и из белка. До Клода Бер-кара считали, что глюкоза крови происходит непосредственно из пищевых веществ. Он впервые доказал, что глюкоза крови непрерывно образуется в печени. Он начал изучение механизма образования гликогена в печени и его отношения к углеводному обмену, в частности роли при этом нерв­ной системы. Широко известен опыт Клода Бернара с повреждением дна IV мозгового желудочка, вызывающим у экспериментального животного значительное увеличение количества сахара в крови и переход его в мочу («сахарный укол Бернара»). В опытах Бернара впервые была установлена связь образования   сахара с принятием   и   использованием   углеводов и других пищевых веществ. Большое значение имели работы Бернара по установлению функции печени и ее роли в процессе усвоения пищи. Бер­нар доказал различие в содержании сахара в крови сосудов, приходящих к печени и отходящих от нее. Клод Бернар провел также много исследований, касающихся действия лекарственных веществ и ядов, чем способ­ствовал развитию экспериментальной   фармакологии.   Он   подчеркивал значение физиологии для клиники и утверждал,    что   терапия    должна опираться на знание механизма болезненных явлений и свойств лекарств. Он писал:  «Физиология составляет основу    всех    научных    дисциплин, желающих управлять явлениями жизни, в частности основу практической медицины», «Клиника ставит задачи, а физиология объясняет возникающие в больном организме явления. Экспериментальная медицина не отрывается от больного. Она постоянно к нему возвращается, каждый раз в лучшем вооружении». «Врач-экспериментатор есть врач будущего».

Во второй половине XIX века для многих крупных представителей медицины в Западной Европе характерна двойственность их научного творчества: продолжая обогащать в своих исследованиях конкретное содержание науки новыми фактами и методами, имеющими большое зна­чение, они в своих философских и общественно-политических воззрениях нередко стояли на идеалистических, реакционных позициях. В мировоззрении Клода Бернара ярко выступают эти обычные для большинства буржуазных ученых Западной Европы черты — ограниченность и непоследовательность. Клод Бернар начал с признания материальности физиологических и патологических процессов. Он писал: «Мы не те, которые принимают функциональные поражения или изменения жизненных свойств без материальных изменений». Но материализм Бернара оставался меха­нистическим. Движение материи рассматривалось им как простое перемещение частиц без качественных изменений. Начав свой научный путь с от­рицания жизненной силы, Клод Бернар в дальнейшем перешел на пози­ции витализма и агностицизма. Он признавал, что весь комплекс условий, лежащих в основе гармонически функционирующего организма, создан и управляется высшим метафизическим или телеологическим принципом. Он полагал, что метафизический принцип — некая жизненная сила, кото­рая сама по себе ничего не исполняет, так как в организме все обеспе­чено физико-химическими условиями, что эта жизненная сила урегулиро­вала и привела в гармонию эти условия, ибо от случая все это никак не могло зависеть. «Единственная жизненная сила, которую мы могли бы допустить, была бы нечто вроде законодательной силы, но никак не исполнительной... Для того чтобы резюмировать нашу мысль, мы могли бы сказать метафизически: жизненная сила управляет явлениями, кото­рые она не производит, а физические агенты производят явления, кото­рыми они не управляют».

Клод Бернар признавал принципиальные границы для человеческого познания и писал: «Ни в какой отрасли науки мы не можем идти дальше этой границы, и это чистая иллюзия — воображать, что можно перейти эту границу и уловить самую сущность какого бы то ни было явления». Организм Клод Бернар представлял, подобно Вирхову, как простую сумму клеток, и считал ведущим в физиологии принцип автономности анатомических элементов, но наряду с клетками он отводил известную роль в жизни организма нервной системе и физико-химическим изменениям. Клод Бернар отрицательно относился к эволюционному учению Дарвина и потому не смог применить положения этого учения к анализу патологических явлений. Эта заслуга принадлежит нашему соотечественнику И. И. Мечникову.

Во многих выступлениях Клод Бернар боролся против спекулятивных систем, остатки которых имелись в медицине середины XIX века. Клод Бернар боролся против господствовавших в то время философских систем и закончил отрицанием философии вообще. Он утверждал, что «экспериментальная физиология не имеет надобности в какой-то бы ни было философской системе». «Единственная философская система... состоит в том, чтобы не иметь ее». «В качестве физиолога мы должны опровергнуть гипотезы о виталистическом и материалистическом». «Мы будем только физиологами, и в этом качестве мы не можем стать ни в лагерь виталистов, ни в лагерь материалистов». По мнению Клода Бернара, он стремился стать выше идеализма и механистического материализма. «Мы отмежевываемся  от  материалистов,  хотя  все  жизненные  процессы  обусловлены физико-химическими процессами. Сами по себе эти процессы ;:г и состоянии располагаться в группы и в той строгой последовательности, в какой это наблюдается у живых существ». «Мы отмежевываемся также, от виталистов, так как жизненная сила не может проявиться как нечто самостоятельное, вне общих свойств  природы. Ошибочно допускать реальное существование и приписывать материальную активность чему-то нематериальному, что является не более, как изобретением ума». Он пи­сал также: «Между двумя крайними школами (материализм и витализм) есть место для третьей доктрины, для витализма физического. Последний учитывает как то, что особенно в жизненных явлениях, так и то, что общее всему исследуемому.

Энгельс в «Диалектике природы» метко характеризовал подобные высказывания: «Какую бы позу ни принимали естествоиспытатели, над ними властвует философия. Вопрос лишь в том, желают ли они, чтобы над ними властвовала какая-нибудь скверная модная философия, или же они желают руководствоваться такой формой теоретического мышления, которая основывается на знакомстве с историей мышления и ее достижениями. Естествоиспытатели воображают, что они освобождаются от философии, когда игнорируют или бранят ее. Но так как они без мышления не могут двинуться ни на шаг, для мышления же необходимы логические категории, а эти категории они некритически заимствуют либо из обыденного общего сознания так называемых образованных людей, над которыми господствуют остатки давно умерших философских систем, либо из крох прослушанных в обязательном порядке университетских курсов по философии (которые представляют собою не только отрывочные взгляды, но и мешанину из воззрений людей, принадлежащих к самым1 различным и по большей части к самым скверным школам), либо ив некритического и несистематического чтения всякого рода философских произведений, то в итоге они все-таки оказываются в подчинении у фи­лософии, но, к сожалению, по большей части самой скверной, и те, кто больше всех ругают философию, являются рабами как раз наихудших вульгаризированных остатков наихудших философских учений» К

Подобные явления идеологических колебаний, отхода от материа­лизма в сторону идеализма, агностицизма и витализма, как у К. Бернара, отмечались и у ряда других крупных физиологов второй половины XIX века — Дюбуа-Реймона и Гельмгольца. Идейный отход естествоис­пытателей от материализма в сторону идеализма и агностицизма резко усилился во второй половине XIX века, особенно после разгрома Париж­ской коммуны.

Гельмгольц. Крупнейший немецкий естествоиспытатель, врач, фи­зиолог и физик Герман Гельмгольц (1821—1894) прославился тем, что в 1847 г. впервые дал математическую трактовку закона сохранения и превращения энергии. Большое значение имело при этом доказательство I Гельмгольцем того факта, что происходящие в живых организмах про­цессы подчиняются закону сохранения энергии. Это явилось наиболее сильным доводом против признания особой «жизненной силы», якобы Управляющей живыми организмами. Многие труды Гельмгольца были посвящены физиологии. Он изучал нервную и мышечную системы, обна­ружил и измерил теплообразование в мышце, измерил скорость распро­странения возбуждения в нервах, определил скрытый период рефлексов, Ритмику импульсов, посылаемых мозгом к мышце. Ряд работ Гельмгольца

Герман Гельмгольц (1821 —1894).

«был посвящен физиологии зрения и слуха. Выводы Гельмгольца оказались противоречивыми: экспериментальные данные вели к материализму, а предвзятые теоретические и философские положения — к идеализму. Тогда, когда I Гельмгольц выступал как естествоиспытатель-эксперимента­тор, он точно описывал факты, подтверждая тем самым выводы материа­листической психологии и материалистической теории познания. Гельм­гольц был стихийным материалистом. Он резко выступал против вита­лизма и метафизических спекуляций в физиологии и медицине. Однако его воззрения отличались непоследовательностью. Но в объяснении психологических процессов скатывался к субъективизму, отказы­ваясь от объективного естественнонаучного метода.

Философская позиция Гельмгольца была подробно анализирована В. И. Лениным в его книге «Материализм и эмпириокритицизм» 1. При­знавая объективную реальность внешнего мира, Гельмгольц утверждал, что понятия и представления образуются в результате воздействия пред­метов внешнего мира на органы чувств человека. В то же время Гельм­гольц выдвинул теорию, согласно которой представления человека о внешнем мире являются совокупностью условных знаков (символов, иероглифов), не имеющих ничего общего с объектами природы, внешнего мира.

Эти взгляды сформировались у Гельмгольца под влиянием его учителя Мюллера, основателя физиологического идеализма. Гельмгольц скатывался к отрицанию объективной истины и, в конечном счете, к субъек­тивному идеализму, к агностицизму. «Агностицизм Гельмгольца,— писал В. И. Ленин,— тоже похож на «стыдливый материализм» с кантианскими выпадами в отличие от берклианских выпадов Гексли». Вслед за Кантом Гельмгольц пытался